Вместо этого Стрига заговорила.

Её звали Нежкой.

Маленькая весь, где родилась на свет Нежка, стояла на Семи-реке.

Её жениха звали Весел.

Это было пять лет назад.

Самый счастливый день в её жизни сменился самой страшной ночью.

Зарево пылающих соломенных кровель. Нелюдская клекочущая речь в ночи, подступающая отовсюду резкая, звериная вонь чужих тел. Нечеловеческий крик золовки – на её глазах головёнка оторванного от её груди малыша расплескалась чёрным по белёной стене хаты.

И самое страшное – разрубленное тело Весела на свадебном ложе – и смуглые лапы, сграбаставшие её запястья, рвущие рубаху – и валящие на то самое ложе, в горячую, маслистую лужу…

Их отбили. Шайка коганых печенегов, пробравшаяся мимо дозоров и застав, обратно так же легко уйти не смогла. Нежка видела, как голова того, кто убил Весела и изнасиловал его невесту рядом с ещё не остывшим телом жениха, слетела в бурьян. Видела, как последние пытающиеся удрать степняки один за другим валятся в траву, выгибаясь от смертоносных укусов безжалостных северских стрел.

Спасённых полонянок приютили сородичи. На юную вдову, ни дня не бывшую женою, смотрели со смесью жалости и опаски – селянам такая беда кажется опасной, заразной хворью. Приютила её деревенская ведунья, бабка Сновидиха. С нею училась Нежка разбирать травы, смешивать зелья, распознавать хвори, принимать роды. От неё перенимала вещие слова.

Когда первый раз женская немочь минула её, Нежка даже не обратила на это внимания. Было не до того. Невеста-вдова пряталась в травах, оберегах и заговорах Сновидихи от своей памяти. От снов, в которых опять заламывали ей руки смуглые лапы, опять обдавала вонью из пасти косоглазая морда, опять смотрел мертвыми глазами жених… от сочувственных и насторожённых глаз земляков. От шёпотов за спиною.

Только на третий месяц она поняла, что непраздна.

Родичи надеялись, что это проросло в невесте семя Весела. А её мутило жутким предчувствием.

Не зря же приползал чуть не каждую ночь сдохший собачьей смертью коганый.

Ребёнок родился в Зелёные Святки. Ночью, в тёмной повети – не знавшие бань северянки рожали там.

Сновидиха протягивала ей младенца, лопотала – мол, мальчик, мол, крепенький.

А Нежку вдруг от первого прикосновения толкнуло…

Омерзением. Страхом. Ненавистью. Словно вся та ночь, самая страшная ночь её короткой жизни сгрудилась, скукожилась в кричащий комок плоти на морщинистых руках Сновидихи.

Младенец? Нет.

Детёныш.