Один из приказчиков, недоверчиво поглядывая на дрожащего в дерюге чужака, мягко замечает:

– Всё это, конечно, хорошо, но почтенный сам должен понимать… мы согласны, да, но я сейчас покажу почтенному – там больше половины скамьи девственниц. Если почтенный, эээ… проявит внимание к ним – это скажется на цене, почтенный ведь понимает…

Подвижные длинные пальцы шевелятся, едва слышно шурша подушечками одна о другую, будто отсчитывая монеты.

– Я не за этим хочу говорить с ними, – тихо отвечает чужак. Со странным выражением на лице – можно подумать, что ему стыдно за приказчика. – Не ради их тел.

Чёрная густая бровь приказчика изгибается над сорочьим глазом.

– Почтенный… эээ… скопец? – неуверенно предполагает он, глядя на молодую чёрную бородку собеседника.

– Есть скопцы, которые так родились из чрева матери своей, есть скопцы от рук человеческих, есть же сами себя оскопившие ради Царствия Небесного…[23] – отвечает тот, и глаза приказчика из изумлённых становятся изумлённо-опасливыми. Но младший приказчик шепчет ему прямо в большое оттопыренное ухо, так, что от дыхания шевелятся торчащие из уха шерстинки и волоски в выпущенной на висок седоватой прядке, и немного напрягшееся лицо старшего смягчается, приспускается задранная бровь, разглаживаются морщины на подбритом лбу. А место опаски в сорочьих глазах занимает насмешка.

– Ну, что ж, если ты так хочешь, почтеннейший, – старший из трех приказчиков, спасшихся на барке, приглашающе взмахнул рукою в направлении палатки. – Не можем отказать в просьбе оказавшему нам услугу…

Некрасу, безутешно рыдающую, тоже закутали в дерюгу. Предварительно Батбай раздел её донага – то есть попросту содрал клочками всю одежду. Цапал на сей раз не жалея – пройдут синяки от пальцев, а не пройдут, подумают на чужака в черном, что-де наставил, пока девку из воды тащил. Надсмотрщик ещё и несколько раз от души вытянул строптивицу мокрыми обрывками платья – следов такой удар не оставляет, и, хоть и не так силен, как ожог плетью, но достаточно болезненен и унизителен, чтоб напомнить рабыне её место.

– Не бойся, Некрасушка, – тихо, но твердо сказала подруге Бажера. Обнять бы, прижать к плечу – да руки стянуты за спиною. – Нас всё равно спасут. Он меня любит. Я верю, что он спасёт, слышишь?! Верю…

– Хорошо, что ты веришь, – послышался голос у входа в палатку. Если бы здесь оказался вдруг Мечеслав, сын вождя Ижеслава, он бы нашёл, что выговор стоявшего у входа сильно походит на выговор его давнего знакомца, гусляра Доуло; впрочем, если бы сын вождя очутился на барке, нашлось бы у него немало дел помимо выговора иноземца. – Хорошо, что ты любишь. Ибо те, кто верят, те, кто любят – спасутся. Так сказал Тот, Кто послал меня к вам, сёстры…

– Ты – от него? – вскинулась Бажера. Одинокое семипалое кольцо закачалось в растрёпанных волосах. – Он тебя послал, Мечеслав?!

Чернобородый, вытащивший из воды Некрасу, покачал всё ещё мокрой головою и мягко улыбнулся:

– Я не знаю того, о ком ты говоришь, сестрёнка. Но я знаю, о чём говорю. Я послан спасти вас.

Он прошёл в палатку и уселся между рядами скамеек на палубу. Снова улыбнулся испуганным пленницам.

– Я расскажу вам о Том, кто спасал из рабства не только людей, но и целые народы, – тихо сказал он, обводя обращённые к нему лица девушек и женщин взором карих глаз. – Я научу вас, как спастись…