— Извини, мил человек. Слышал, вы о бычке крылатом говорили. И о молочке зеленом?

— Да, — обернулся столь резво, что едва не задел крестьянина фалдой. — О них.

— Как-то раз Брунгин привез на рынок целых десять крынок. Все хвастал да нахваливал, мол, зеленое и серой пахнет, зато не портится даже на жаре. Ну, народу вся эта басня край не понравилась. Дюже от нее колдунством нечистым попахивало. Хотели уже горе-молочнику ребра пересчитать, но вмешалась бабка Агата. Это знахарка местная, да повитуха. Много кому с хворью помогла, много у кого роды удачно приняла. Уважением, в общем, среди наших пользуется. Дык вот купила тогда кувшинчик. И кто знает, вдруг еще осталось? Дело давнехонько было, но если Брунгин не сбрехал, то молочку ничегошеньки и не сделалось.

— Где живет эта Агата?

— А вот тут, мил человек, загвоздочка маленькая, — старик осклабил щербатый рот и потер ладони. — Задарма такими тайнами никто не делится — сам понимаешь, времена нынче такие. Хочу я кости погреть, а лучшего средства, нежели водка, в моей охоте и не сыскать. Давай так: ты мне бутылочку — я тебе адресок. Все по чести, по справедливости.

— Я-те щ-ща! — Ермак шагнул к вымогателю и потряс перед сизым носом мохнатым кулаком. — Мы тут за вас жизнями рискуем, а вы и словом помочь жметесь?

Но то ли навык убеждения не вкачан, то ли кулак недостаточно мохнат, но непись и бровью не повел, продолжая с ехидцей посматривать на меня. Но лично я манал носиться по ночи еще и за водкой, поэтому навис над ушлым бедняком и замогильным голосом спросил:

— Дед, а ты как накатишь — чертей видишь?

— Не, — в хриплом голосе скользнула нотка испуга.

— Если не перестанешь выеживаться — увидишь наяву. Ты, кажись, совсем глаза залил, если не понимаешь, кто перед тобой. Я, — вскинул подбородок и с важным видом одернул сюртук, — потомственный демонист. По сравнению со мной твоя Агата — божий одуванчик.

— Ха! — шантажист оказался не робкого десятка и перешел в наступление. — Да любой хлыщ в черном тряпье подойдет и гаркнет: я — демонист! А я — царь Иринора! Или докажи — или не свисти! Вот призовешь прям сюда беса — зуб даю, все как на духу выдам.

Я вздохнул и посмотрел на окошко второго этажа. Свеча догорела, комната утопала в чернильной тьме.

— Ладно, дед. Будет тебе водка.

Благо, далеко идти не пришлось — у Мадлен и Вальдемара, как оказалось, скопилось немало алкоголя, в том числе и нужной крепости. Пила пожилая пара редко — в основном добавляли в чай, чтобы расслабиться. Чем, собственно, и занимались из-за грохота и постоянных визитов неугомонной молодежи. Немецкая вежливость не позволила отказать, и без всяких квестов, поручений и условностей нам достался заветный сосуд.

Старик, прижав бутылку к груди как младенца, с радостью назвал дом знахарки, и мы отправились по стрелке в лабиринт портовых трущоб. Средневековый город ночью — это вам не современность, где свет льется буквально отовсюду. В средневековом городе после заката действительно темно, хоть глаз выколи, и свечные фонарики особой погоды не делали, так что передвигаться пришлось в прямом смысле по приборам.

Дважды на нас напали разбойники, трижды — бродячие собаки, но против четверки игроков у обычных мобов нет шанса. Все ждал, что самое неприятное припасено на потом — что напившаяся демонического молока ведьма превратилась в адское чудище, и нам предстоит не самый легкий босс-файт. Но все оказалось куда прозаичнее. Агата сидела, скрючившись, в углу, среди гирлянд кореньев, трав и полок с отварами и настойками. Сухая как мумия, с исколотым до черноты сгибом локтя и полупустой крынкой между ног. Чуть поодаль блестел осколками разбитый стеклянный шприц с медным поршнем. Да уж, век играй — век удивляйся.

Шум битвы еще не стих, когда отряд вернулся на базу. Пока Ермак растапливал печь, проведал Хиру — девушка едва дышала — и спустился в столовую. Воду на огонь, отварил сушку, вылил, котелок протер. Следом — сахар. Растопил до сиропа, бросил горсть ягод, столько же толченых орехов. Добавил молока (запах приятный, но цвет... осколок с душой сиял тусклее), тщательно перемешал и подогрел, не доводя до кипения. Ну, а теперь в подземелье. В городской канализации как раз завелись огромные крысы.

***

Несмотря на старания Ингрид, я выглядел, как после трех раундов с Эль Кукуем. Все лицо в ссадинах и царапинах, ноги покусаны, руки исполосованы, новая одежда — в хлам. Но мучения того стоили — на серебряном блюдце в трясущихся изгрызенных пальцах подрагивал ком самого настоящего мороженого, похожего цветом на фисташковое, но фонящий ярче криптонита.

Когда присел на край кровати, суккуба приподняла голову, принюхалась и открыла глаза.