– Э-э… – неловко промямлила я, – вообще-то, я работаю там первый год.

– Правда? – Отрицательная растерялась. – Странно, твое лицо мне очень знакомо…

Объяснить, почему ей знакомо мое лицо, я не успела – мой мобильник стал выводить первые ноты припева к песне «Отпуск». (Я выбрала этот звонок как болезненное напоминание о том, что у меня его – то есть отпуска – не будет, пока не отработаю шесть месяцев, а до этого – еще три месяца испытательного срока.) Звонит моя начальница, причем в субботу.

Это должно означать, что стряслось нечто важное, так ведь? Только это наверняка не так. Я люблю свою работу, заниматься со студентами колледжа ужасно интересно. Они с воодушевлением относятся к таким вещам, о которых большинство вообще не думают, например, об освобождении Тибета или о предоставлении работницам мелких предприятий оплачиваемых отпусков по беременности.

Но моя работа в Фишер-холле имеет один большой недостаток – я живу за углом общаги. Из-за этого меня дергают по всяким пустякам. Одно дело, когда ты врач, и тебе звонят домой, потому что ты понадобился пациентам. Но совсем другое дело, когда тебе звонят с работы только потому, что автомат с газировкой съел чью-то мелочь, и никто не может найти бланк требования о возмещении денег. И видите ли, они хотят, чтобы ты пришла и помогла найти этот самый бланк.

Я, конечно, понимаю, что кому-то это может показаться воплощением мечты – жить так близко к работе. Особенно в Нью-Йорке. Ведь дорога от дома до работы занимает у меня всего две минуты (это плюс еще четыре минуты к моей дневной норме физических упражнений).

Но если говорить о сбывшихся мечтах, это не самая великая радость, потому что мне платят всего 23500$ в год (за вычетом городских и штатных налогов получается 12000$). В Нью-Йорке на 12000$ в год можно только обедать да покупать джинсы вроде тех, на которые я почти уже раскошелилась – неважно, правильный размер на них указан или нет.

С такой зарплатой я бы не смогла жить на Манхэттене, если бы у меня не было второй работы, которая позволяет платить за квартиру. Я не получила работу с проживанием, потому что в Нью-Йорк-колледже только директора резиденции пользуются «привилегией» проживания в общаге, пардон, в резиденции, где они работают.

Но все равно, я живу достаточно близко к Фишер-холлу, и начальница считает себя в праве звонить мне в любое время, когда ей понадобится, и просить меня «забежать» в общежитие.

Как, например, в этот солнечный сентябрьский субботний день, когда я отправилась в магазин за джинсами, потому что за день до этого один первокурсник, перебрав крепкого лимонного коктейля, облевал мои джинсы, когда я сидела рядом с ним на корточках, проверяя пульс.

Думая, отвечать ли на звонок, я мысленно взвесила все «за» и «против». «За»: может быть, Рейчел звонит, чтобы предложить мне прибавку к зарплате (невероятно). «Против»: Рейчел звонит, чтобы попросить меня отвезти в больницу какого-нибудь студента двадцати одного году от роду, напившегося до полукоматозного состояния (вполне вероятно). В это время Отрицательная завизжала:

– О господи, я знаю, почему твое лицо мне так знакомо! Тебе кто-нибудь говорил, что ты выглядишь точь-в-точь как Хизер Уэллс? Ну, знаешь, певица.

Я решила, что в сложившейся ситуации моей начальнице придется пообщаться с голосовой почтой. Дела и так пошли достаточно паршиво, учитывая историю с двенадцатым размером, а теперь еще и это. Мне вообще надо было остаться в этот день дома и купить джинсы через Интернет.

– Ты, правда, так считаешь? – спросила я Отрицательную без особого восторга. Но она не заметила, что в моем голосе не было восторга.

– О господи! – снова заверещала она. – У тебя даже голос, как у нее! Это такое редкое совпадение! Хотя… – Она засмеялась. – С какой стати Хизер Уэллс стала бы работать в общежитии, правда ведь?

– В резиденции, – машинально поправила я. Нам полагается называть общежитие именно так – считается, что такое название якобы создает у проживающих ощущение домашнего уюта и единства, а общежитие может ассоциироваться с чем-то холодным и казенным. Как будто то, что холодильники привинчены к полу, не выдает правду с головой.

Отрицательная вдруг посерьезнела.

– Ой, я не хочу сказать, что в этом есть что-то плохое. В том, чтобы быть ассистентом директора общежития. Ты ведь не обиделась? У меня были все альбомы Хизер Уэллс. И на стене висел большой плакат с ее фотографией. Тогда мне было одиннадцать лет.

– Нет, – сказала я. – Я нисколько не обиделась.

Отрицательная явно испытала облегчение.