Софи… Она старше Лазара на пятнадцать лет. Она вырастила его. Я думаю; наверно, потому она и не вышла замуж; хотя и теперь еще она такая женственная и красивая. И очень умная…

Первые годы, когда мы с Лазаром поженились, мы часто ссорились… Мы не хотели ни от кого зависеть, сняли комнату в подвальном этаже, и чуть что — я сразу хватала ребенка и бежала к Софи… А где-то через час-полтора и Лазар тоже прибегал… И она мирила нас…

Такая ностальгическая тоска у меня начинается, когда я представляю себе, как мы с Лазаром возвращаемся от Софи. Лазар несет ребенка. Он выше меня, и кажется мне совсем высоким; я семеню очень близко к нему, немножко закинув голову, и вижу его щеки, и глаза и очки… Он такой молодой и красивый!.. Я оборачиваюсь… Софи стоит на балконе, устало щурится на закатное солнце и машет нам рукой… И я молодая, молодая, молодая!.. И теперь я умираю…

И эта ночь перед последним экзаменом… Я ночевала у Софи… Она мне помогала… Я окончила университет… Мы говорили о Лазаре… Я с ней делилась, как я люблю его, потому что он чистый и умный, и все, и все!.. Она была такая милая…

Я умру… Когда я умру, мои дети будут жить у Софи… Я знаю… Только она одна… Никого больше не хочу… никакую другую… Не хочу!.. Софи вырастит их… Они и теперь у нее… никакую другую не хочу… Не хочу!.. Нет!.. Я такая нервная стала… Астения у меня… Каждую минуту начинаю плакать…

Теперь у нас все есть — зарплата Лазара, квартира; ковер, пусть не очень персидский, но все-таки… Все есть… По выходным дням Лазар выносит ковер, расстилает посреди этого пространства перед многоэтажными домами и выбивает пыль…

Сверху ковер — маленький красно-узорный прямоугольничек, а Лазар — тоненькая спичечная фигурка, такая одинокая… И от этой праздничной яркой узорности, и от этой красноты, ограниченных так четко, у меня почему-то делается ощущение одиночества и незащищенности моего Лазара… И моей отдаленности от него… Я и вправду так высоко — почти под самой крышей башни, и не могу защитить его… А если бы я была свободна и могла бы полететь к нему на волшебных крыльях, как будто крылатая волшебница в сказке…

Бедный мой Лазар!.. Я ему жизнь испортила… Совсем замучила его… А он был такой чудесно-красивый и талантливый!..

Этот Борис презирает его высокомерно из своего фээргэшного рая… Пусть!.. И что может сделать Лазар?… Один-одинешенек засучить рукава и начать какую-то борьбу? Или, может, он должен со своим слабым здоровьем пойти работать на тяжелую работу физическую, лишь бы все эти фальсификации бросить?… Потому что ведь его постоянная работа — делать фальсификации…

Если бы я могла…

И все-таки Лазар — историк, ученый… А так ведь он — одно хрупкое существо, бесконечно изнуренное всеми этими диссертациями, детьми, квартирой, поездками на сельхозработы (это называется: его посылают «на бригаду»)… И от меня он устал…

Но это ведь легче всего — уцепиться за какую-нибудь иностранную юбку и сбежать в ФРГ, и там надуваться, строить из себя слависта, тюрколога или что-то в таком роде, и презирать несчастного Лазара…

Только вы ведь его не знаете, моего Лазара… Мой Лазар — он — йигит[5]!.. Вот он — мой Лазар…

В сущности, этот Борис — что-то вроде Мефистофеля в нашей с Лазаром жизни… Они с Лазаром учились вместе в университете. У Бориса тоже не было связей и больших денег, зато он энергичный, практик… Не знаю, как, но добился этого места в академии, что-то вроде лаборанта. И когда он вдруг предложил моему Лазару это место; сказал, что уступит, договорится; мы были так благодарны… Лазар совсем без работы был тогда… Скоро Борис женился на немке и уехал в ФРГ. А Лазар остался. И стал рабом. Пишет статьи и диссертации для своей работодательницы и всех этих ее прислужников и родственников; даже работал на постройке, когда она дачу ставила для своей дочери… Она с ним любезна, спрашивает о моем здоровье, о детях; позволила ему и самому защитить диссертацию… Теперь у меня муж — кандидат наук… Она была в Париже — всех очаровала — член-корреспондент, доктор наук, мать четверых детей, представительница маленького балканского государства — сколько лжи!.. Впрочем, дети — это правда. У нее действительно четверо детей…

Сколько бессонных ночей, сколько ума и таланта Лазар потратил понапрасну!..

Я знаю, Борис говорил с Лазаром обо мне… давно это было… еще тогда… Борис честно ему сказал, что не считает меня ни умной, ни красивой; и думает, что Лазару не надо на мне жениться, и тем более, что у нас с Лазаром тогда еще и не было близких отношений… телесных… Борис сказал, что Лазар должен хорошо обдумать свою дальнейшую жизнь. Они с первого курса дружили… Лазара называли «Профессор»… Честно говоря, я не думаю, что Лазар сильно любил меня; может быть, он просто сам себе нравился в этой роли романтика и бескорыстно влюбленного; когда он чувствовал себя таким и сам себе верил, — это поднимало его над всеми практиками, такими как Борис…

Борис опять перечислил ему мои недостатки — ну, как я уже сказала, у меня нет ни красоты, ни ума; и в смысле всяких связей я бесперспективная, и при том еще я отношусь к третируемой категории населения, к «национальному меньшинству» (вот определение!)… Лазар сдвинул брови и ответил, что любит меня… Он и теперь всегда так сдвигает брови, когда ему что-то не нравится, а он не хочет или не имеет возможности открыто возразить…

Так вот Лазар ответил, что любит меня. Борис ему устроил то место в академии и мы с Лазаром поженились…

Дальше… Нет!.. Я не хочу все рассказывать… Он два раза принимал эти снотворные таблетки, и один раз хотел повеситься… Я как раз вовремя прибежала — он только подбородок себе ободрал… И с таблетками тогда, я ему палец совала в горло, чтобы рвота была…

Софи сказала, что он не хочет покончить с собой, просто хочет немного расслабиться, чтобы разрядка… Я так плакала из-за всего этого… Расслабиться, разрядка — вот чего он ищет в нашей рабской жизни…