Теперь моя очередь быть откровенной… Я раскрываю свою потертую сумочку и вынимаю фотографию Лазара…
— Это мой муж… Здесь ему двадцать шесть лет. Тогда мы с ним познакомились, мне было девятнадцать… Потому я эту фотографию берегу, всегда ношу с собой. Теперь он, конечно, изменился немножко…
Вера с интересом смотрит на фотографию и находит Лазара очень красивым… Смотрит на меня с таким женским уважением: — я не такая красивая, а вот какой красивый человек на мне женился… Она быстро поднимает голову и взглядывает на меня сосредоточенно… Я понимаю, что она искренне ищет следы этой так называемой «минувшей красоты»… Какая она милая!..
Я продолжаю быть откровенной…
— У нас трое детей. Мальчик и две девочки. Пока я болею, они у старшей сестры Лазара…
Вера согласна, что мужчине трудно было бы справляться одному с детьми… Она горячо сочувствует мне: — трое детей — это и вправду много, и сколько забот!..
Я ей рассказала, что моего сына тоже зовут Лазар. Она немного удивилась: — это не очень принято, чтобы отца и сына звали одинаково. Я говорю, что мне очень нравится это имя… Вот потому…
Мы еще разговариваем о разных домашних делах… Мне приятно…
Не знаю, поняла она что-нибудь или нет. Может быть, и поняла что-то, а, может, и ничего не поняла… не знаю… Я уже устала… Это, наверное, от своей беспрерывной болтовни я устала… Я уже запинаюсь, даже когда говорю про себя, совсем без голоса… в уме… тихо…
В большом коридоре больные смотрят телевизор… Невыносимо… Бегом спасаюсь в свою палату…
Лежу навзничь и смотрю на побеленный потолок…
А, в сущности, почему я не показала Вере какую-нибудь другую фотографию, где Лазар постарше?… И фотографии детей… Честно говоря, только потому, что, в сущности, у меня нет никаких детей… Вообще… Никаких… И никакой другой фотографии Лазара у меня нет… В сущности, и Лазара я не знаю… Его нет… Правда…
И долго я не могла найти одно лицо… Одно лицо — и чтобы можно было увидеть и почувствовать все — характер, личность… Жизнь все шла, со своими обычными заботами, утомительными мелочами, непрерывным учением, — и ничего не дает именно это учение — школа, университет… Я писала стихи, и разное такое, и, наверное, не то… Наконец нашла…
Нет Лазара. Есть только фотография. Я нашла ее в одной аудитории. Мне было девятнадцать лет, я училась на втором курсе… Полстраницы какого-то буклета… Какой-то конкурс; наверное, музыкальный. Только фотография, имя и 1948-ой год, он родился в 1948-ом году, ему двадцать шесть лет на этой фотографии…
Такими глазами он посмотрел на меня — печальными и умными, обиженными и детскими; такое лицо у него — милое и нежное и хрупкое… И губы его — такие мальчишески-припухшие, большие и нежные…
Таким должен был быть настоящий Лазар… в моих стихах… Глаза — одно такое единство гордости, уязвленного самолюбия, досады, детской обиженности… Наверное, он не получил никакой награды на этом конкурсе… именно такие люди меня интересуют… Которые никаких наград не получают в жизни…
Как найдешь человека, если только имя знаешь?… И в самом начале я стеснялась искать его…
Я аккуратно вырезала эту фотографию, сделала копию у фотографа, всегда ношу эту копию с собой, она выглядит, как обыкновенная фотография, и я чувствую, будто Лазар на самом деле существует, будто он фотографировался специально для меня… А настоящую фотографию, ту, из буклета, я берегу дома, вместе с моими рукописями…
Бедный! — он и не чувствует, что уже давно живет двойной, даже тройной жизнью: — одно — это его реальная жизнь, обыденная: женщины, дети, работа; другое — мои стихи; и третье — мои мысли и чувства о нем — как бы это определить — повседневность моего воображения…
У Лазара нет матери. Он даже и не помнит ее. Старшая сестра вырастила его… Не знаю, как бы я ладила со свекровью… Софи преподает математику в гимназии… Она мне очень нравится… С этими бровями и очками… они с моим Лазаром похожи… Лазар — поздний ребенок… Я еще помню его отца, как он сидел в кресле на солнечном балконе, совсем уже дряхлый, молчаливый, ушедший в себя…