— Наградные списки за бой двадцать седьмого января.

— Однако! Я ожидал их не ранее марта.

— Вы читайте-читайте, там за еще одно дело награды.

— Какое дело?

— Спасение «Боярина».

Лицо Старка неуловимо изменилось, и он сразу перешел к концу.

— Капитану первого ранга Матусевичу — орден святой Анны…, лейтенанту Балку второму — орден святого Георгия четвертой степени, лейтенанту великому князю Романову орден святого Станислава с мечами и бантом третьего класса… — довольно щедро, для той реляции, что мы составили.

— Алексею Михайловичу, еще за бой на «Полтаве» клюкву[24] на кортик, и по совокупности заслуг чин капитана второго ранга[25] за отличие.

— Это невозможно!

— Еще как возможно, ваше превосходительство!

— Но реляции…

— Как выяснилось, любезнейший Оскар Викторович, теперь имеют значение не только реляции, но и газетные публикации. Простите за каламбур!

— Простите, не понимаю.

— Я сам не очень понимаю, но мне тут друзья приватно сообщили следующее: некий журналист Ножин отправил в столичные газеты статью, в коей в красках живописал геройство нашего великого князя и… скажем так, скудоумие высшего командования, сиречь нас с вами. Каково?

— Но как подобные вещи пропустили в печать?

— Хитер собака! Как разъяснили мне друзья, цензоры увидели, что члена императорской фамилии превозносят, то читать до конца и не стали. А теперь в полном недоумении находятся, ведь не запретишь. Так что наш Алексей Михайлович в петербургских салонах теперь весьма популярен. Как же, герой! Кстати, а вы не знаете кто этот Ножин?

— Не имею ни малейшего представления.

— Ну, ничего сыщем. У нас теперь, слава богу, и жандармы свои имеются, найдут!

— Говорил я вам, ваше высокопревосходительство, — удрученно проговорил Старк, — не надобно великого князя на «Боярина» назначать…

— А ведь он теперь на крейсере самый старший в чине… — сообразил наместник, — и в правду неладно получилось.