Сейчас мы уже официально разведены, и я оставила его фамилию только потому, что ее носит моя дочь. Это все, что у меня осталось от него: его гены в моем ребенке и его фамилия.
Глава 2
Раньше я никогда не ходила в бар одна. Выпивала частенько, но всегда только дома.
Я вся вымокла под теплым дождем, и мои вымытые и тщательно уложенные волосы обвисли и прилипли к щекам. Длинная юбка и хлопчатобумажная блузка облепили тело и выглядят вызывающе, хотя это самые скромные вещи в моем гардеробе. Войдя, я сразу же закрываю за собой дверь, чтобы в это святилище не проник дождь. Она неожиданно громко хлопает.
Я оглядываю потрепанные кожаные стулья, высокий потолок, под которым лениво крутится вентилятор, выцветшие картинки и вырезки из газет, заключенные в рамки и развешанные по стенам, и незаметно улыбаюсь.
– Самое то, – бормочу я и обеими руками выжимаю волосы.
Ко мне подбегает маленький смешной пудель, и мне становится весело.
У стойки на высоких стульях сидят трое мужчин, позади нее маячат два бармена. Кроме них в баре никого нет. Лишь пустые столы со следами от стаканов, стулья и диванчики, которые у нас называют винтажными. Все пятеро мужчин смотрят на меня, усмехаясь моему плачевному виду. Я пристраиваюсь у стойки, чтобы не сидеть в одиночестве за столом, и смотрю на ламинированное меню, которое мне любезно пододвигают.
– «Маргариту»! – говорю я, наткнувшись на это название в списке коктейлей. Вполне уместный напиток в подобном заведении.
Дейзи наверняка бы здесь понравилось. Она любит простые и интересные места. И ненавидит все девчачье. Но в этом баре нет ничего женского. Это чисто мужское место, пропитанное тестостероном.
Рядом с баром я замечаю небольшой ресторанчик, в котором полно жующих людей. Звон их вилок эхом отдается под высоким потолком. Там я вполне могу поужинать, сидя за столом одна. Это ничем не грозит и будет достойным завершением моего сегодняшнего триумфа.
Пожилой бармен, по виду китаец, улыбается и кивает.
– «Маргариту»? Конечно, – произносит он на прекрасном английском и отдает команду своему молодому коллеге, который немедленно начинает колдовать с блендером, льдом, солью и стаканом.
И тут я начинаю вспоминать, как жила до замужества. В двадцать я наслаждалась жизнью и жила в полную силу. Работала, проводила время с друзьями, была веселой, общительной и свободной. Не испытывала горечи и не стремилась никому насолить.
При небольшом усилии мне удавалось воспринимать свою беременность как счастливую случайность, знаком перехода на новую ступень. Поначалу мы отнеслись к этому событию самым серьезным образом и начали увлеченно играть во взрослых. Крис поглаживал меня по животу и ворковал с ребенком. Я набивала шкафы всякими полезными продуктами и каждый вечер готовила ужин.
Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы все изменила. Но ведь нам никто не говорит, что если нам нравится роль замужней женщины, потому что это что-то новое, объект наших усилий с радостью войдет в роль долгожданного мужа и станет дико раздражаться, когда вы устанете притворяться женщиной пятидесятых годов и захотите разделить с ним поровну скучные семейные обязанности. И сейчас, когда я слышу о чьих-то планах создать семью, мне хочется предупредить их об опасности. Дать единственно верный совет, а не просто спросить «А ты уверена?». Не быть одержимой идеей замужества. Начать жить вместе так, чтобы это могло продолжаться долгие годы. Удовольствие от произнесения слов «мой муж» исчезает гораздо быстрее, чем многие думают.
Мой горизонт сузился до предела. Внешний мир как бы перестал существовать. У нас была дочь, мы оба ее любили и не переставали удивляться тому новому, что она привнесла в нашу жизнь. Поначалу мы вместе меняли ей подгузники, мыли ее в ванночке, восторгались ее крохотными ноготочками и причудливыми завитками ее ушек. Я кормила ее грудью, разнежившись на уютном диване, а Крис приносил мне воду, шоколад и тарелки с тостами.
А потом он начал пропадать по вечерам. Уходил, чтобы выпить в баре, и возвращался все позднее и позднее. Жизнь вошла в привычную колею. Крис нашел скучную работу в банке, чему противился всеми фибрами своей души, ежечасно упрекая меня за это. Я готовила, мыла посуду и гладила, точно так же проклиная его. Иногда мы ездили отдыхать в жалких деревенских коттеджах и мокли под дождем, общаясь только с Дейзи или через нее. У нас редко водились деньги, но мы ничего не делали, чтобы их заработать. Мне было страшно тоскливо, но я не подавала вида и жила своими фантазиями. Я постоянно строила планы побега, но не пыталась их осуществить, зная, что Крис мечтает о том же и наверняка опередит меня. В конце концов, мы сделали это одновременно, причем с неожиданным энтузиазмом.
Я сижу у стойки и смотрю в забрызганное дождем окно. Моя одежда все еще не просохла и липнет к телу, волосы мокрые, а на улице по-прежнему льет. На этом континенте я не знаю ни единого человека. И только мужчины в баре худо-бедно могут сойти за знакомых.
– Откуда вы? – спрашивает меня усатый джентльмен, сидящий рядом.