Ее глаза расширяются.
— Ни за что. Откуда ты знаешь шесть языков? Какие?
Я перечисляю их для нее.
— Итальянский, английский, испанский, французский. Это те, на которых я могу свободно говорить. Кроме того, я знаю некоторых португальцев, которые некоторое время жили в Бразилии. И еще я немного подучился по-китайски, но говорю не так свободно.
— Это… впечатляет, — говорит она с легкой улыбкой.
— Мой IQ удивительно высок. Я легко усваиваю многие вещи, — говорю я.
— Скромное хвастовство, — бормочет она с ухмылкой. — Может быть, ты мог бы когда-нибудь научить меня французскому языку. Мне всегда нравилось это слышать.
— Конечно, дорогая, — ухмыляюсь. — Я буду шептать это тебе на ухо каждую ночь, прежде чем ты заснешь.
Ее щеки краснеют, когда до неё доходит смысл моих слов. Она откашливается и отводит от меня взгляд. Я откидываюсь на спинку стула с улыбкой. К счастью, разговор переходит к ней и ее жизни. Она рассказывает мне немного о взрослении. Ее брат, ее семья. Затем я решаю спросить ее о том, что меня всегда интересовало.
— Когда ты начала учиться гончарному делу? Это не хобби, которое многие люди культивируют. И ты не только культивировала это, но и процветала. Как ты начала?
Роза делает паузу на секунду. Я вижу лёгкий проблеск колебания в ее голубых глазах, прежде чем она подавляет его.
— В детстве я была довольно изолированной. Пока мой отец готовил Романа к тому, чтобы он возглавил семейный бизнес, я практически оставалась одна. На меня особо никто не обращал внимания. Я знаю, что они все меня любили, но мой отец относился ко мне как к еще одной своей собственности, а мой брат относился ко мне как к чему-то, что он должен защищать. И моя мать, она, наверное, была худшей. Она относилась ко мне как к проекту. Она вырастила меня совершенной. Идеальная дочь, идеальная сестра и, наконец, идеальная жена.
В ее тоне чувствуется нотка горечи.
— Я знаю, что она сделала это, чтобы защитить меня. По ее мнению, это был лучший способ подготовить меня к миру, в котором мы живем. Я должна была все делать правильно. А когда на тебя возлагается бремя ожиданий, это начинает ощущаться сокрушающим. Мне нужен был побег. Некая форма свободы. И мне всегда нравилось искусство. Еще в детстве я любила рисовать, создавать вещи. Однажды моя мама взяла меня на мероприятие, где было так много разных артистов, демонстрирующих свои таланты. Меня привлек гончар. Что-то в том, что он делал, напомнило мне то, как он лепил глину своими руками. Процесс был интригующим. В тот день, прежде чем лечь спать, я попросила у матери инструменты для практики. Когда через несколько дней я вернулась домой из школы, у меня было все необходимое, и с этого момента я расцвела. Для меня гончарное дело — отдушина, — мягко говорит она.
— Ты не работала над этим с тех пор, как переехала, — отмечаю я. — Тебе нужно было, чтобы я что-нибудь для тебя приготовил?
Она качает головой.
— Нет это нормально. Я все еще пытаюсь во всем этом разобраться и предпочитаю разобраться с этим лицом к лицу. Как я уже сказала, искусство для меня — средство спасения. Способ выразить свои чувства, не сходя с ума. Я думаю, ты мог бы сказать, что это моя терапия, но я думаю, что мне следует посмотреть в лицо этому, чтобы знать, во что я на самом деле ввязываюсь.
— Так ты говоришь, что сейчас с тобой все в порядке? — спрашиваю я её.
— Мне нравится быть гончаром, но это не определяет все мое существо. Я существую отдельно от него. Я не знаю, понимаешь ли ты это? — спрашивает она.
— Да, я понимаю, принцесса.