— Предлагаю сегодня пораньше лечь спать, — подхватываю свою пушинку на руки и несу в дом.

— Ты читаешь сказку Глебу, а я Кире.

Дома нас сносят Глеб с Мирой, не поделившие игрушку и давящие друг на друга детским авторитетом самых старших в семье. С кухни раздаётся плачь Вовки и недовольное бормотание Полины, уставшее от бесполезного успокаивания сына. Неверов Владимир Максимович растёт настоящим мужиком, тянущимся к сильному полу и не ставящим ни во что авторитет слабых женщин.

— Иди, помоги Поле успокоить Вовку, — подталкивает меня в спину жена. — Совсем мелкий террорист замучил мать, пока отец на работе.

Передвигаюсь в сторону требовательного ора и обнаруживаю комичную картину. Кира сидит в стульчике, коряво орудует ложкой и с вселенской скорбью смотрит на хоровод, состоящий из покрасневшей Полины, трясущей багрового хомяка, и двух нянек. Одна отстукивает в ложки, привлекая внимание горлопана, а другая пытается влить в малыша ядовито-зелёную жидкость.

— Что происходит? — не выдерживаю страданий маленького мужичка.

— У Вовчика температура поднялась, зубки лезут, — слезливо тянет Поля и с надеждой смотрит на меня.

— Давай его сюда, — протягиваю руки и принимаю вспотевшего от натуги пацана. — Совсем тебя девчонки замучили. Не знают, как с мужчинами обращаться.

Вовка протяжно всхлипывает и успокаивается, искренне радуясь моему вмешательству. До приезда Макса отказывается слезать с моих рук, позволяя взять себя матери только на кормление. Вечером провожаем чету Неверовых, купаем детей и расползаемся по комнатам читать сказки и укладывать их спать. Прислуга разошлась по своим домикам, охрана заняла ночные посты, и в доме наступает долгожданная тишина.

Захожу в спальню, слышу за дверью шум воды и быстро срываю с себя одежду, лишаясь пуговиц и рукавов. За стеклом, покрытым паром и крупными каплями, изгибается тонкий стан супруги в пушистой пене. Член чётко указывает в её направлении, подрагивая и подтягивая к объекту вожделения, словно на верёвке.

Даю младшему Миру руководить мной и влетаю в душевую кабину. Последнее время вижу Нику в ночной, скромной сорочке, а сейчас охреневаю от вида обнажённого тела. Тяжёлая грудь, покатые бёдра, упругая задница. Руки трясутся, пока тянутся к ней, и я весь трясусь в предвкушении.

Касаюсь спины, с заметно посветлевшими и сгладившимися рубцами, веду вдоль позвоночника, проходя ямочки и с болезненным удовольствием вдавливая пальцы в мягкость ягодиц. Ника выдаёт судорожный вдох и подаётся назад, впечатываясь в грудь и повиливая попкой в паху.

— Прости, малыш, не могу больше ждать, — нагибаю её вперёд и жадно врываюсь внутрь.

Бархатные стеночки радостно приветствуют подрагиванием, Ника громко стонет и насаживается сама, сокращаясь от жёсткого внедрения. Сжимаю до синяков бёдра, фиксирую на месте и вбиваюсь, выходя полностью и резко возвращаясь назад, туда, где горячо, влажно, вкусно.

Провожу по животу, спускаюсь ниже, ныряю в складочки и надавливаю на клитор, пульсирующий под пальцами. Пара нажатий, круговой оборот, и малышка бьётся в судорогах, ярко кончая. На последнем толчке рычу, стискиваю зубы и выплёскиваюсь на спину, размазывая семя по ягодицам. Вероника в данный момент не пьёт таблетки, а беременность нам сейчас не нужна.

Малышка выпрямляется, откидывает голову мне на плечо, тяжело дышит и удовлетворённо улыбается. Её шарниры разбалансировались и еле удерживают на ногах, поэтому мне приходится крепко удерживать жену на весу и сильнее прижимать к себе.

— Это всего лишь начало, — шепчу ей, прикусывая хрящик на ушке. — Репетиция. Прелюдия. Растяжка перед забегом. Ты на всю ночь только моя.