— Вы ошиблись, — говорю на английском, продолжая пялиться в пол. Неужели услышал моё недовольство и оценку проживающих здесь?

— Рабам запрещается врать хозяину, — рычит, делая шаг в мою сторону. — Ты кричала на русском, когда на тебя напали.

— Я знаю много языков, — пытаюсь запутать, произнося фразу на французском.

— В стрессовой ситуации забываются чужие языки, — давит, внимательно сканируя меня, от чего затылок нестерпимо горит. — Остаётся только родной. Так как тебя зовут, русская?

— Не знаю. Мне не сказали.

— Здесь тебе дали имя Амани, но я хочу знать, как тебя звали в другой жизни.

— Ника, — называю имя в другой жизни, где я была любима и счастлива, где у меня был дом, муж и дети, где у меня были родные и семья.

— Как ты попала в рабство? — продолжает допрос младший Аль-Саффар, мой вчерашний спаситель, а то, что это он, у меня не остаётся сомнений. Таже ледяная жёсткость в голосе, от которой хрустит от холода воздух.

— Меня украли, — перехожу на ломанный арабский. К сожалению, за такой короткий срок поставить правильное произношение и расширить запас слов невозможно.

— Шрамы на спине из прошлой жизни, или настоящей? — наше общение больше похоже на допрос, и я вынуждена отвечать, раз раскрыла себя.

— Из прошлой. Следы предательства.

— Что ж, тогда тебе будет проще принять новую участь, — замираю, перестаю дышать. — Я хочу забрать тебя себе, но рабыня не может стать наложницей. После праздника буду просить отца, чтобы тебя перевели в дом удовольствий и поставили моё именное клеймо.

Он уходит, а я обессиленно валюсь на пол. Что же вы за уроды, если клеймите людей как скот? Как-то поинтересовалась у Мира, что он чувствовал, когда убивал. Теперь могу ответить себе сама. Этих тварей я вырезала бы с радостью, и, если мой сон вещий, мне скоро предстоит испытать ликование.

Рассиживаться некогда, надо срочно домывать и спускаться в подвал. Солнце висит краснеющим диском, значит рабочее время скоро подойдёт к концу. Вряд ли сегодня успею замести двор, а сбор и сортировку мусора придётся закончить.

К лежанке приползаю далеко затемно, когда весь дом давно спит. Махмуд сопит в обнимку с моей лепёшкой, защищая её от голодных соседей. Мой герой, моя поддержка.

— Когда Мир придёт за мной, я вытащу тебя отсюда, — шепчу парню, забирая лепёшку и гладя его голове. — Ты будешь свободен. Я позабочусь о тебе.

Улыбаясь принятому решению, пережёвываю ужин и заваливаюсь спать. Муж успеет. Пусть только посмеет не успеть.