– Угу. Был, да сплыл.

– Семейная усадьба?

Смерив Мартина взглядом, Снауч отхлебывает воды и отвечает:

– Точно. Усадьба «Истоки», предки основали в 1840-м. Сам дом построен в 1880-м. Делали на века. Когда я сюда переехал, он пустовал. Я его реставрировал. Сам виноват, что все пошло псу под хвост. Надо было сильнее вырубить деревья. Глядишь, и стоял бы до сих пор.

– Вы здесь выросли?

– Отчасти. Здесь и в Джилонге.

– Почему вы сохраняли ваш дом? Почему не продали, не уехали куда-нибудь?

– А зачем? Это все, что у меня есть. Точнее, было. Все, что я мог бы после себя оставить.

– Оставить? Но кому?

– А сами как думаете?

Вместо ответа Мартин поднимает вопрос, ради которого приехал:

– Вчера вечером в клубе я разговаривал с Робби Хаус-Джонсом. Он довольно сильно напился.

– Не могу его за это винить. Я бы и сам с радостью напился в стельку, только все спиртное сгорело в огне. Может, от взрыва крышу и снесло.

– Робби рассказывал о событиях того дня, когда застрелил Байрона Свифта. Перед смертью тот говорил, что вы все знаете.

– Угу, так утверждают копы.

– Что священник имел в виду?

Снауч глубоко вдыхает через нос. Губы поджаты. Он явно злится.

– А хрен его знает! Легавые спрашивали у меня то же самое тысячу раз. Что тот жирдяй Уокер из Беллингтона, что сиднейские детективы. Без понятия. Но слова Свифта сослужили мне плохую службу, это я могу тебе сказать совершенно бесплатно. Прикинь, они решили, что и я причастен к делишкам с детьми! Все не могли поверить, что я даже не догадываюсь, о чем он толковал.

– Но вы знали его… преподобного Свифта?

– Да, немного. Мы уже говорили на эту тему тогда, в салуне.