— Почему? — искренне удивляется тот. — И в Грузию с Арменией катаюсь, с тамошними турками торгую, и в Азербайджан. Вот там и оружие покупаю, и боеприпасы. Но это не так выгодно, туда многие из Непримиримых ездят.
— А что, грузин и армян турки правда всех под корень извели?
— Правда, — мрачнеет Эли. — Всех, кто убежать не успел. И баб, и детишек. Зверье сумасшедшее! Как можно именем Пророка и Аллаха такое творить? Я не ангел, Миша, ты знаешь, но это уже совсем за гранью…
— Слушай, — соскакиваю я с неприятной для старого друга темы, — а на тебя не подумают, после сегодняшних-то событий? Ты же нейтрал, с нашими не воюешь. Вроде как первый под подозрением?
— Вряд ли, Миша. Все знают, что Ильяс-хаджи хоть с гяурами и не воюет, но и любви к ним не питает. Опять же, все знают, что у меня уже много лет все бойцы вооружены только тем оружием, которым турки вооружены, русского нет. Американские карабины, немецкие штурмовые винтовки, бельгийского есть немного, пулеметы в основном. Все со складов в Грузии взял, году в двадцатом, наверное. А вот про эти, — Ильяс легонько похлопал ладонью по цевью «Вала», — даже свои не все знают. Так, держал на всякий случай. Как видишь — пригодились.
Дальше едем молча. Лошади довольно ходко рысят по узкой тропе вдоль русла Шаро-Аргуна, его плеск и грохот перекатываемых потоком камней почти полностью заглушают стук их копыт. Высокие обрывистые каменные стены ущелья, поросшие корявыми соснами и березами, скрывают нашу кавалькаду от глаз возможного случайного наблюдателя. А с затянутого низкими, похожими на клочья темно-серой ваты, облаками неба вдруг густо начинает сыпать крупными хлопьями мокрый снег, заметая наши следы. Да уж, блин, ничего себе праздничная ночка у тебя сегодня выдалась, Михаил Николаевич. Да, кстати, с Новым годом тебя, родной, с новым счастьем!
— Что за винтовка такая? — хитро прищуривается Руслан. — Да не поверишь — «моська»-трехлинейка тульская, одна тысяча девятьсот тридцать восьмого года выпуска.
— Иди ты! — отмахиваюсь я, отрываясь от чистки трофейного «Кольта». — Быть того не может! Я что, по-твоему, «мосинок» никогда не видел?
— Да с этого места мне не сойти! — улыбается мой бывший сокамерник. — Вон, сам погляди, тут даже клеймо есть.
Оставив разобранный «Combat Commander» на столе, я подхожу к большой квадратной тахте, накрытой цветастым горским покрывалом, на которой развалился Руслан. И действительно обнаруживаю на затворе протянутой мне снайперки клеймо Тульского оружейного завода и цифры — 1938. Видя растерянность на моей физиономии, Руслан улыбается еще шире.
— Самоделка это, Михаил. Но, врать не буду, самоделка дорогая и высококачественная. До Большой Тьмы еще сработанная. Тут ударно-спусковой — от «моси», ствол — от пулемета ПК, только дульник уже самодельный, все остальное — вообще ручная работа. Еще отцу моему покойному на заказ один мастер за большие деньги делал.
— Погоди, ствол от пулемета, говоришь? А разве до Тьмы такое частным лицам можно было?
— За большие деньги — можно. Не всем, конечно, и не везде. Но отец мой не последним человеком в республике был, упокой Аллах его душу.
— Ну, тогда понятно. Я как-то больше о российских порядках осведомлен, а что там у вас в какой-нибудь Киргизии делалось…
— Я вообще-то казах! — с обидой и возмущением в голосе перебивает меня он. — И жили мы в Казахстане!
— А, тогда извини! Это, конечно же, в корне меняет дело! — с самым серьезным выражением лица отвечаю я.
Не выдержав, Руслан начинает хохотать, хотя только что явно намеревался изобразить нешуточную обиду.
Уже больше суток мы прячемся в родовом селе Ильяса, в маленькой, но комфортной комнате без окон, запрятанной где-то в глубине его большого, сильно напоминающего какую-то странную помесь средневековой крепости и современного укрепрайона дома. Обстановка довольно аскетичная, ничего лишнего. Под ногами — мягкие и теплые войлочные половики. Стены увешаны коврами и шкурами разного зверья: медведя, архара, пары довольно крупных волков. Из мебели есть два дивана, на одном из которых сейчас лежит Руслан, стол, за которым сижу я, да пара табуретов. Далеко не «Редиссон-Славянская», но нам сейчас не комфорт нужен… За дверью постоянно стоит один из Ильясовых сыновей. Меняются они, как я уже подметил, каждые три часа. Как и положено часовым, с поста не отлучаются, в лишние разговоры не вступают. У Эли вообще порядок заведен армейский. Я это еще прошлой ночью понял, когда буквально в паре сотен метров от стены, окружающей Дай, звонко клацнул в ночной тишине затвор и молодой, ломающийся и слегка хриплый от холода голос из-за припорошенных снегом камней вдруг требовательно гаркнул:
— Тор, ялх!
— Цха! — тут же отозвался ехавший в головном дозоре Висхат.