— Отпусти, мля, — шиплю в ответ. — А то покалечу. Кажется, за мной друзья пришли, стреляют хорошо, но иногда промахиваются. Или ты шальную пулю ухватить хочешь?

— Промахиваются — это хреново, — шепчет сосед, отпуская мой мизинец. — Извини, погорячился.

Так и лежим мы вдвоем под нарами, чутко вслушиваясь в ночную тишину. Но слышно нам немного: и стрелки особо не шумят, и часовые, похоже, тревогу поднять так и не успели, да и толстые каменные стены нашего подвала как-то хорошей слышимости не способствуют.

Наконец минут через двадцать в замке начинает скрежетать ключ. На пороге возникает почти невидимая в темноте фигура в темно-сером, немного мешковатом комбинезоне, черного цвета разгрузочном жилете и черной же шапочке, только белая борода в темноте и видна толком.

— Миша, ты тут? — слышу сверху голос Ильяса.

— Тут, Эли, тут, — отвечаю я и, выбравшись из-под нар, начинаю отряхивать с себя прилипший к «горке» мелкий сор.

— Жив?

— И даже почти здоров.

В этот момент мой сокамерник начинает выбираться из-под нар, и Ильяс вскидывает ствол «Вала», а может, и ВСК — в темноте видно плохо.

— А это кто такой?

Тут до меня доходит, что лишние свидетели его деятельности Ильясу совершенно не нужны. Как говаривал папаша Мюллер: «Знают двое — знает свинья». Ведь пристрелит он этого киргиза, не задумываясь пристрелит.

— Он со мной, Эли.

— Друг?

— Знакомый. Но я его тут не брошу.

— Как скажешь. Все, болтать некогда, смена караула через три часа, нам за это время надо уйти как можно дальше.

— Ты уходи, Ильяс, никакого долга за тобой больше нет. У меня еще пара дел тут осталась.

— Каких дел, Миша, ты о чем?

— Во-первых, мне нужны мои вещи, которые у здешнего начальника в кабинете, а во-вторых, сам здешний начальник. Уж больно он умный и знающий, такому не в горах сидеть надо, а в Червленной, а то и в Ханкале.

Ильяс так и не смог подавить смешок.

— Всегда знал, что ты дурак, Тюкалов. Но дуракам Аллах помогает. Давай бегом за своими вещами, там живых уже нету, никто не помешает.