Представитель каждого направления освободительного движения стремился доказать правоту именно своих взглядов, привлечь к своей организации новых членов, особенно из числа молодых, начинающих борцов.
Достаточно наглядное представление об идейной борьбе, практически войне, которой характеризовалась в то время ситуация в Петербурге, дает воспроизведение одного из многочисленных эпизодов тогдашней жизни близким к Максиму Горькому писателем, участником многих интересных событий излома веков Александром Серебровым (Тихоновым). В книге мемуаров прямо-таки со стенографическими подробностями воссоздается длительная дискуссия на одной из сходок, довольно часто происходивших в Петербурге под видом вечеринок.
В ней одновременно приняли участие представители «легальных марксистов», либеральных народников, «экономистов», бундовцев, революционных социал-демократов ленинского направления. В противовес своим политическим соперникам «твердокаменные из группы Ленина» уже тогда не ограничивались учеными диспутами, абстрактным теоретизированием, хотя и тут они часто побеждали оппонентов, а сблизились с рабочими, объединились с ними в совместных организациях для практичной борьбы.
Случилось так, что Николай Скрыпник сразу примкнул к «твердокаменным», тогда как многие из его поколения долго искали путь на ощупь, методом «проб и ошибок». А некоторые так никогда и не находили.
Как член группы «Рабочее знамя» Скрыпник вел политическую пропаганду среди рабочих, не раз вступая в острые перепалки с «экономистами». Напряженно, нетерпеливо ждал того, когда же проявятся плоды работы, когда пролетарии организованно заявят о своей силе. А отовсюду приходили сообщения о забастовках, митингах и демонстрациях, лихорадившие огромную Российскую империю – из Варшавы и Харькова, Вильно и Екатеринослава, Одессы и Тбилиси. Пролетарские выступления будили активность других слоев населения – крестьянства, интеллигенции, студенчества, учащейся молодежи.
Николай Алексеевич хорошо помнит, что настоящее революционное крещение он получил во время демонстрации рабочих и студентов, которая состоялась на площади перед Казанским собором 4 марта 1901 г. Поводом стала расправа над студентами Киевского университета. Когда в декабре 1900 г. киевские студенты в очередной раз выступили за отмену реакционного университетского устава, за демократизацию высшей школы, они подверглись жестоким репрессиям. А 183 активиста были исключены из университета и отданы в солдаты.
Узнав об этой возмутительной новости, Николай сразу вспомнил Тараса Шевченко, его солдатчину, скитания, издевательства над ним, вспомнил о том, какое потрясение переживала ранимая душа поэта от наказания шпицрутенами, вспомнил, как отливались в свинцовые строки слова – проклятия царизму, слова – призывы к борьбе:
Неужели с тех пор ничего так и не изменилось?!
Вот и В. И. Ленин в «Искре» с возмущением отмечает: «На многие мысли и сопоставления наводит эта новая карательная мера, новая своей попыткой воскресить давным-давно отжившее старое. Поколений три тому назад, во времена николаевские, отдача в солдаты была естественным наказанием, вполне соответствовавшим всему строю русского крепостного общества. Дворянчиков отдавали в солдаты, чтобы заставить их служить и выслуживаться до офицера, в отмену вольности дворянства. Крестьянина отдавали в солдаты как в долголетнюю каторгу, где его ждали нечеловеческие пытки “зеленой улицы” и т. п.»[35].
Владимир Ильич доказывает, что с тех пор в царской армии мало что изменилось: «…Казарма насквозь пропитана духом самого возмутительного бесправия. Полная беззащитность солдата из крестьян или рабочих, попирание человеческого достоинства, вымогательство, битье, битье и битье. А для тех, у кого есть влиятельные связи и деньги, – льготы и изъятия. Неудивительно, что отдача в эту школу произвола и насилия может быть наказанием и даже очень тяжелым наказанием… Но не меньше жестокости нового наказания возмущает его унизительность. Правительство делает вызов всем, в ком осталось еще чувство порядочности…»[36]
Все прогрессивные элементы общества были единодушны во мнении: «…ответить правительству должно не одно студенчество. Правительство само позаботилось сделать из этого происшествия что-то гораздо большее, чем чисто студенческую историю. Правительство обращается к общественному мнению, точно хвастаясь энергичностью своей расправы, точно издеваясь над всеми освободительными стремлениями. И все сознательные элементы во всех слоях народа должны ответить на этот вызов, если они не хотят пасть до положения безгласных, молча переносящих оскорбления рабов»[37].
Ничуть не сомневался в необходимости протестных действий и Николай Скрыпник. Он непременно должен быть среди демонстрантов, выступающих против самодержавного произвола. Так считали все настоящие социал-демократы. Так считали рабочие и солдаты Киева, Москвы, Харькова, Одессы, Екатеринослава, других центров, поднявшие в те дни свои голоса протеста.
В Петербурге у Казанского собора собрались тысячи жителей – в основном рабочие и студенты. Их союз олицетворяли два флага – красный (от рабочих) и белый (от студентов), под которыми они дружно двинулись в поход по Невскому проспекту, как только появился условный знак – розовый шар, взлетевший в небо. Над демонстрантами закружились листовки, отовсюду послышались призывы:
Долой царизм!
Долой «Временные правила»!
Не позволим нас гнать в солдаты!
Да здравствует революция!
Самодержавие в то время имело незатейливую, просто дикую, однако, как казалось власть имущим, достаточно эффективную тактику борьбы с «мятежниками»: казаки, жандармы, пули.
Вот и сейчас командовать разгоном демонстрантов прибыл сам градоначальник Клейгельс. С выражением нескрываемого презрения посмотрел на многотысячную толпу, по-деловому, не торопясь обследовал подготовленные силы – три эскадрона казаков, множество городовых жандармов – триста из них были конными. Минутку что-то вроде взвешивал-высчитывал. И с какой-то показной брезгливостью «бросил» свою черную силу в бой против безоружных людей. Засвистели плети, заблестели сабли. Озверевшие всадники с ходу врезались в толпу, давя коваными копытами первые ряды демонстрантов, пытаясь достать тех, кто был и подальше, – «для науки». Демонстранты не удержались, бросились врассыпную. Многих из них догоняли, валили с ног, волокли по мостовой, нещадно били, здесь же, у стен Святого храма, а случалось – и об колонны святилища.
Клейгельс был доволен – демонстрация довольно быстро рассеяна. Ничего, что несколько человек оставались бездыханно лежать на земле, что десятки были искалечены. Многих скрутили и отправили в тюрьму. Среди последних был и студент первого курса Петербургского технологического института Николай Скрыпник.