Что такое были наши знаменитые ТЕО, ИЗО, МУЗО, ЛИТО? Да люди, люди, люди! Самые разные, и не только молодые. Некоторые пришли с котомками за плечами, из подполий и тюрем недавнего прошлого. Их вела надежда на жизненный праздник! Приходили дети. Бог ты мой, приходили старики, причем из «бывших», вроде моего батюшки генерала, они у нас изображали старый мир. С каким энтузиазмом! Приходили просто с улиц, самоотрешенные, жертвенные, подчиненные идее до конца, до последнего предела. Они были чисты, они горели. Мы представляли собою вселенский клуб, связанный незримыми нитями со всем человечеством.
В праздничные революционные дни мы блуждали на грузовиках по городу, бросая в массы пламенные призывы поэтов. В те дни, кто знает, мы, быть может, были действительно близки к тому, чтобы овладеть полной истиной о театре... Саша Вермишев душою всегда был с нами... Я сказал - люди. Их было очень много, но я помню всех, потому что я - это они. Я всегда был они! Я та старушка в беленьком платочке, которая похвалила нас после одного из наших выступлений: «Ах, хорошо, хорошо говорите. И как складно у вас получается: «Пролетайте и соединяйтесь... пролетайте и соединяйтесь». Так услышался ей наш прекрасный лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Вариант «Обнимитесь, миллионы», только еще поэтичнее...
Судьба подарила мне долгий век. За что? Может быть, за хорошую память... Люди, которые были с нами... Например, Женя Герр, ни поэт, ни музыкант, ни актриса, ни художник. Маленькая энтузиастка шестнадцати лет, комсомольский актив города... Она носилась среди нас на крыльях тихого, но по-настоящему сильного и экстазного вдохновения... Именно такие творили революцию; они незаметно вели за собой толпы и были самыми настоящими разрушителями старого мира во имя нового. Люди, подобные ей, не знали, что такое одиночество в человечестве, они не вили себе теплых гнезд, и мир для них был подобен беспредельному океану, по которому они радостно плыли навстречу солнцу. Эти люди не знали ни сомнений, ни страха, ни колебаний.
Имя Жени Герр промелькнуло в вермишевских бумагах, хотя только имя, ничего больше, и что-то всколыхнуло в памяти. Оно было знакомо, слышано мною еще в далеком ленинградском детстве. Оно звучало странно для детского уха и означало не живого человека, а комсомольское прошлое тех, кто благоговейно произносил его.
В сегодняшнем желании понять и почувствовать жизнь Александра Вермишева это затерянное в памяти имя, разговор с Мгебровым, свидетельства его книги «Жизнь в театре» что-то связали воедино. Что же? Поколения...
Этим именем наше поколение связалось с поколением Зермишева. Мой родственник, питерский комсомолец Иродион Иродионович Макушинский, дядя Родя, мальчиком убежавший из отчего дома на баррикады Выборгской стороны, а потом одновременно с Вермишевым ушедший на фронт, вспоминая о том времени, обязательно говорил: Женя Герр. Женя Герр. Женичка.
Черновик неотправленного письма А. Вермишева. «...Вообрази себе. Дождь. Тоска. Приказа выступать нет. Мобилизованные картежничают. Играют на деньги, на еду, на одежду. Дисциплина падает. Я запрещаю карты - не действует. Продолжают. Однажды, войдя в казарму и застав бойцов батальона на месте преступления, требую прекратить безобразие, карты отдать комиссару, то есть мне. Не подчиняются. Начинаются пререкания, крики, угрозы. Я продолжаю настаивать на своем. Обстановка накаляется. На меня лезут с кулаками, я кому-то въезжаю по уху. Ужасно, конечно, но выхода не было. Нагана из кобуры я не вытащил, учти. Собирается толпа. Одни - за комиссара, другие за нарушителей - «свои». Некоторые исподтишка радуются скандалу. В какую-то секунду вижу искаженные ненавистью лица зачинщиков, слышу шепот: «красная сволочь!», «уходим за Сосну!», «разбирай оружие!» Я вдруг понимаю, что передо мной контра, разнузданная шпана, бандиты, разлагающие бойцов и только мечтающие о дезертирстве. Когда приказываю их арестовать, они сопротивляются, пытаются бежать, но их задерживают...»
Скверная история. Задержаны были недавно мобилизованные Михаил Кудрявцев и Иван Захаров, оба Елецкого уезда, из мещан, ранее, до революции, судимые за воровство. С ними играл в карты и Леонтий Плахин, по кличке Шабан, но он, завидя входящего комиссара, быстренько испарился. Однако, как показали свидетели, в компании был и кто-то четвертый, чужой, не красноармеец, который также успел скрыться. Кто таков? Неизвестно. Как вошел в казарму? Почему ни дневальный, ни сознательные бойцы не остановили игру? Не дали знать дежурившему командиру, что в казарме посторонний? Кто в наряде. Кто спал. А было темно, поздно. Те играли в глухом закутке. Кудрявцева и Захарова, видно, побаивались.
Шилов при встречах только вздыхал:
- Эх, Александр Александрович, как у вас сначала все хорошо получалось. Я даже удивлялся. А теперь? Разве можно быть таким вспыльчивым?
Одинцов подъехал иначе:
- Что ж вы, Сан Саныч, как в старой армии. Чуть что, сразу солдату по морде. Ведь в этом нас, офицеров, ваши товарищи всегда обвиняли, и напрасно. Пропаганда: Редчайшие случаи были, когда офицер распускал руки.
Через два дня ревтрибунальский следователь, вызвав Вермишева к себе на Соборную, огорошил:
- Мы должны привлечь вас к ответственности по обвинению в превышении власти. Вот показания вашего начальника штаба Одинцова. Он считает, что имелась возможность избежать столкновения.
Срыв, несдержанность? Может быть... Но избежать столкновения он не мог. Дисциплина в батальоне сейчас главное. Что было делать? Уступать грубой силе, злу, произволу? Нет! С непротивлением покончено навсегда.
Да, срывы были. Они причиняли страдания, мучения, но были. Мы располагаем таким документом:
«Фракция коммунистов при Петроградском областном комиссариате труда настоящим удостоверяет, что член РКП(б) тов. Вермишев служил в Петроградском областном комиссариате труда в качестве юрисконсульта в течение пяти месяцев.
За все это время фракция знает тов. Вермишева как преданного и полезного партийного работника, отдававшего все свои организационные способности на пользу дела Петроградского областного комиссариата труда.
В настоящее время Вермишев принужден оставить данную работу из-за инцидента, имеющего личный характер, со служащим комиссариата и только потому, что он произошел в стенах комиссариата. Фракция считает, что данный инцидент не может служить основанием для лишения тов. Вермишева какого бы то ни было доверия и возможности продолжать плодотворную деятельность в других советских органах, тем более, что, по мнению фракции, в этом инциденте есть элементы интриги со стороны лиц, чуждых коммунизму и близких к открытому саботажу в советских органах.