Мне плохо. Меня все еще мутит, голова кружится, хочется завалиться на кровать и уснуть. Но вместо этого я сижу напротив отца и слушаю его гневную тираду.
— Это уже ни в какие ворота не лезет. Наше с матерью терпение лопнуло! — сокрушается отец, размахивая перед моим носом руками. — Ты посмотри на себя, на кого ты похож, в кого превратился!
Я опускаю взгляд и делаю вид будто рассматриваю себя, стряхиваю невидимые пылинки с плеч.
Любаня, наша повариха, незаменимая помощница, человек, которого я искреннее уважаю в этом доме, прыскает со смеху, когда ставит на стол завтрак. Отец бросает на нее гневный взгляд и Любаша, от греха подальше, тут же испаряется на кухню. Забери меня с собой, а!?
— Во сколько ты вчера пришел? Да и, спрашивается, зачем? Ну и оставался бы там, где надирался со своими тупыми дружками! Ты меня не уважаешь, это давно понятно, но мать хотя бы побереги! Она места себе не находит. Вчера опять давление подскочило. — Продолжает отец.
Смотрю на эту худенькую женщину с печальными глазами и не чувствую ровным счетом ничего. Во мне нет ни жалости, не сочувствия, не чувства и вины и раскаяния. Пусто.
Она смотрит на меня с жалостью, без осуждения, но с тревогой и отчаянием. Да, ма, твой сын такая вот скотина. Но, как говорится, что посеешь…
— У тебя одни гулянки, попойки и веселье на уме. Не надоело еще? Тебе самому не противно от себя? Тебе 25 лет!
25 лет, а прозвучало как 55 лет! Морщусь.
— Тебе 25 лет уже, — продолжает отец, — я в эти годы уже был женат, воспитывал сына и пахал, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась! У меня была ответственность! И мозги!
— Сочувствую! — ухмыляюсь я.
Зря, я это ляпнул. Черт меня тянул за язык. Сейчас бы дослушал и спокойно свалил в свою комнату досыпать, а теперь же придется задержаться на неизвестно сколько времени.
— Что ты сказал? — уже конкретно так орет Иван Сергеевич. — Полин, ты слышала? — обращается он к притихшей матери. — Он мне сочувствует?! Да я тебя обеспечил всем, у тебя было и есть все. А что ты добился в свои годы, мерзавец?
— А я просил? — теперь уже взрываюсь я, — просил меня обеспечивать?
Наши взгляды сталкиваются в немом поединке. Мы смотрим друг другу в глаза.
— Я бы добился! Но ты на корню обрубил все мои цели и планы. Забыл?
Он понимает, о чем я говорю. Молчит. Дышит рвано. Зубы стиснуты так, что кажется сейчас раскрошатся.
Вскакиваю. Иду в холл, нахожу на комоде ключи от Камара, хватаю куртку с вешалки и выхожу во двор.
Солнце печет изрядно. Жарко. Или это у меня внутри всё полыхает?
Сажусь в машину, завожу движок и срываюсь с места, подняв облако пыли. Подальше, подальше от этого дома.