Почему-то ему казалось, что должен грянуть выстрел. Однако выстрела не последовало. Над его головой пошуршали, что-то коротко бормотнули. И наступила тишина.

Он осторожно пошевелил руками… Свободны! Одним рывком Василь Сергеич сорвал дерюгу с головы и заморгал недоуменно, не сразу поняв, куда попал.

Над головой синел аккуратно вырезанный квадратик неба. Пахло затхлостью и гнилью, бревенчатые стены сходились близко-близко, по ним расползался желто-зеленый склизкий мох.

Он был в колодце. Очень старом колодце и, на его счастье, много лет заброшенном. Когда-то закидали его землей, потом сверху падали листья с дубов, листья прели, на них ложились новые – и так до тех пор, пока сюда не свалился Ерохин.

«А ведь дела мои не так уж хороши», – подумал он. Поначалу ему показалось, что все неплохо: руки-ноги-позвоночник целы, до края колодца рукой подать, а если он сам и не выберется, то Гнатюк пойдет искать шефа и рано или поздно наткнется на него.

Но вскоре Василь Сергеич более здраво оценил обстановку.

До края колодца было полтора человеческих роста, однако преодолеть их самостоятельно он был не в силах. Ерохин трижды подступался к стенам, пытаясь карабкаться – и трижды срывался вниз. Вроде и падать невысоко, но когда в спине что-то гнусно хрустит, задумаешься, прежде чем повторять попытку.

Во-вторых, есть шанс, что Гнатюк, не дождавшись шефа, вернется в город. Телефон у Ерохина не то выпал, не то вытащили нападавшие. К тому времени, когда начнутся серьезные поиски, он просидит тут не меньше суток.

И пиджак стырили, сволочи.

Воды нет. Еды нет. Ночью заморозки.

А если те, кто запихнул его сюда, додумаются подбросить улики в другое место (например, пиджак оставят на берегу Оки), то никто и не сунется в эту дубраву. Будут исследовать дно реки, пока Ерохин тихо подыхает в неглубоком засыпанном колодце.

Вот что обиднее всего. А ведь когда найдут его, решат, что сам свалился сюда по глупости. Несчастный случай!

И останется он в памяти всего отдела как старый идиот, погибший нелепой смертью.

От этой мысли Ерохин прямо-таки рассвирепел. Руки-ноги растопырил и давай понемногу ладони и ступни вверх передвигать…

Только надолго его не хватило. Подогнулась одна нога – и брякнулся Василь Сергеич обратно.

Ерохин сел в углу, обхватил себя руками. Как-то очень быстро холод проник до самых костей. Страшно представить, каково тут будет ночью.

– Ах ты старый пень! – обругал себя Ерохин. – Давай, ползи! Выбирайся отсюда!

И пополз, куда деваться. На этот раз вышло лучше – почти половину пути преодолел Василь Сергеич, прежде чем какой-то шум наверху заставил его вскинуть голову – и от этого простого движения весь его организм словно судорогой свело. Ерохин завопил и снова полетел вниз.

Подождал, тяжело дыша. Но никто не появился. Значит, не добивать его пришли.

Раз так, поехали снова. Василь Сергеич поднялся, закусив губу, и принялся карабкаться по стене, раскорячившись подобно крабу.