Я улыбнулась.
— Я люблю тебя, — медленно произнесла я, чтобы он смог расслышать каждое слово.
— Я… люблю… тебя, — повторил он, его сильный итальянский акцент привнес жизнь в эти красивые слова.
— Зачем тебе знать, как это произносится на английском? — спросила я, когда он поднял мою левую руку и провел кончиком пальца по кольцу из виноградной лозы.
— Потому что я хочу быть способным сказать это на обоих твоих языках, — на его губах появилась знакомая дразнящая улыбка. — Хотя, по-моему, по-итальянски звучит лучше, — его улыбка исчезла. — Я люблю тебя навечно, — нежно произнес он.
Я была согласна; на итальянском это звучало лучше.
— Я тоже люблю тебя, — я хотела, чтобы у него не оставалось сомнений в моих чувствах.
Но я видела недоверие в каждой черточке его лица. Видела тень сомнения в его глазах. И поклялась сделать так, чтобы никогда больше этого не видеть.
Он убрал прядь волос с моего лица.
— Я хочу отвести тебя к своему камину, в свой дом.
Я кивнула.
Ахилл поднялся на ноги, а затем взял меня на руки.
— Нельзя допустить, чтобы ноги герцогини запачкались, — подразнил он.
Я засмеялась, решив, что эта игривая сторона Ахилла была моей любимой. Потому что это было так же редко, как падающая звезда, но не менее незабываемо.
— Думаю, уже поздно.
Ахилл пожал плечами, и продолжил нести меня к своему дому.
— Тогда я просто буду держать тебя в своих объятиях. Ты отлично в них смотришься. И чувствуешься тоже.
Я положила голову на его плечо, а руки обернула вокруг шеи, когда мы зашли в его сад. Он не отпустил меня, пока мы не оказались перед горящим камином. Мои ноги приземлились на мягкий ковер из овечьей шерсти. Ахилл исчез в своей спальне и вернулся оттуда со стеганым одеялом и двумя подушками. Он разложил их у огня. Я хотела сесть, но он взял меня за руку и притянул к себе. Бесшумно, он стянул бретели платья с моих плеч, мягкая ткань упала на пол. На мне не было нижнего белья, это платье его не подразумевало. Глаза Ахилла вспыхнули, когда его взгляд блуждал по моему обнаженному телу. Он засунул большие пальцы за пояс штанов и стянул их с себя.
Мы оба были обнажены, телом и душой, друг перед другом и перед разгорающимся огнем.