Выходит, и обыска дожидаться не пришлось, моя вещь возвращается ко мне. Но на мальчонку по-прежнему было жалко смотреть. Мне даже в какой-то момент захотелось оставить аппарат парнишке, хотя на кой он ему, дошколёнку? Ему бы лучше одежонку приличную да еды нормальной. И его сестрёнке заодно. Мать называется!

В той же спаленке под кроватью обнаружилась и упаковка кассет. Конечно, условия, в которых жили дети, это… Аж ком в горле встал. Что-то я к старости становлюсь сентиментальным… Так-то я, конечно, понимал, кто и что я и, как мне казалось, сумел более-менее адаптировать сознание в соответствии со своим молодым телом. Но всё же тот, сейчас уже 60-летний Варченко, что сидит где-то глубоко внутри молодого Максима, изредка прорывается наружу. Как вот сейчас… В прежней жизни в свои 17 лет я бы вряд ли воспринял вид несчастных детишек столь эмоционально.

К моменту появления милиции спеленатые бандиты давно уже очухались. Матерились, извивались, пытаясь освободиться, но в ответ разве что удостоились нескольких лёгких пинков, чтобы особо не дёргались.

— Ого, да это, похоже, Вася Кукушкин, он же Кукуха! — радостно осклабился капитан, и его такими же довольными улыбками поддержали приехавшие с ним лейтенант и сержант. — Как удачно получилось, его милиция уже полгода ищет по всей стране, а он к старой знакомой всё же пожаловал. Шевченко, помнишь, я говорил начальству, что за домом нужно наблюдение установить? Не послушали… А это кто с тобой, Вася? О-о, похоже, Колян Дымов, по кличке Дымок. Дымок, ты свои лёгкие табаком ещё не сжёг?

Дальше последовала сцена надевания наручников, составления протокола по поводу драки с порчей личного имущества в виде куртки Анатольича, и препровождения уголовников в «уазик».

— А с вами что будем делать, гражданка Борисова?

Та вышла из ступора, когда её Васю, как оказалось, старого знакомого и нынешнего сожителя, который приводил сюда бухать своих дружков, уводили под белы рученьки. Из её глаз градом хлынули слёзы, одновременно она жаловалась на свою несчастную судьбу, мол, появился в доме мужик, хоть как, но помогал, а теперь она одна с двумя детьми, да ещё уволенная из гостиницы, пойдёт по миру. Я подумал, что чем с такой мамашей жить, уж лучше детям будет в детдоме, как бы ни кощунственно это звучало.

И вот теперь капитан обратил внимание на уже переставшую выть, но пока ещё всхлипывающую Лиду.

— Ну так что мы с вами будет делать? Что молчите, Лидия Витальевна? Что голову повесили?

— Нечего мне сказать.

— Раз нечего, то, видимо, придётся вам проехать с нами.

Она посмотрела на капитана исподлобья, её верхняя губа дрогнула, как у хищника.

— А детей мне с собой в камеру?

— Так мы вас надолго не задержим… Пока. Кто-то из соседей сможет за детьми приглядеть, пока будем оформлять вам подписку о невыезде?

— Нет у меня таких соседей.

— Что ж вы, гражданка Борисова, столько лет здесь живёте, а с соседями так и не подружились? Дети посещают дошкольное учреждение?

— Посещают, — бурчит она, опустив глаза.

А стоявшие рядом сынок и дочурка вцепились пальчиками в её грязный халат, глазёнками огромными хлопают, и молчат.

— Такое ощущение, что их кормят только там, а дома они щепки грызут… Даже не знаю, что с вами делать. Хоть тоже детей в отделение отправляй.

И посмотрел почему-то на меня. Я пожал плечами: