Глава девятая, в которой праздник сменяется буднями

Быстренько ополоснувшись под душем, в одних трусах я проскочил мимо мыльной горы в ванне — очень хотелось кушать. Настрогал кучу бутербродов, порезал помидорчики с огурчиками, налил чаю. К трапезе приступил, приложив к подбитому глазу проверенную временем пачку пельменей. И все было хорошо, пока на кухню не вышла Анюта. Она разрушила мое мировоззрение, намотав вместо одежды банное полотенце. Исключительно на голову.

— Какая красота! — коснувшись плеча бедром, Аня нагнулась над блюдом с бутербродами.

— Анна, что ты со мной делаешь? — сказал я строгим голосом. — Придется тебя наказать.

— Да, Антон Михалыч, накажите меня, — она потупила глазки. — Поставьте на колени, и накажите два раза. Нет, три, чтобы дошло до глубины души.

Прожевав угощенье, она облизнулась, а затем хищно поцеловала меняв губы. Все проблемы и заботы вселенским ветром выдуло из опустевшей головы, а блок оперативной памяти моментально завис. Доступными для чтения оказались лишь короткие, отрывочные фрагменты — объятья на кухонном диване, сложная позиция у дальнего угла стола, и скачки на ковре в гостиной. Пробудился в спальне, на собственной кровати, с крепкими девичьими ягодицами в руках. Анюта сопела на моем плече, а солнце нагло лезло в глаз. Сбылась мечта, и без всякой грусти я этот высокий воздушный замок поцеловал в шею.

— Ну Антон Михалыч, — капризно пробормотала она. — Дайте поспать, сколько можно?

И этот человек мне заявляет «сколько можно»? Лицемерная женская логика! А если мне уже пора, то почему нельзя? Вот сейчас как раз и можно. И вообще, незачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. С моей двойной жизнью «завтра» может и не наступить. Впрочем, кто знает, что еще сегодня ждет.

Многие мысли посетили меня, когда все-таки мягким вторжением я прервал ее сон. Самое лучшее время не наступит, так не бывает. Это самообман, есть только сегодня, и есть только сейчас. Важно понять, что когда мы идем по дороге, то с каждым шагом наш путь сокращается. Если сегодня что-то сделали, то завтра нужно сделать меньше, или же мы просто стали на еще одно действие ближе к цели.

Закончив одно действие, я без паузы приступил ко второму, и перевернутая Аня подо мной запричитала хвалу господу, подтверждая мою правоту. Нам не по душе расхлябанность и безответственность. Каждое дело, за которое мы беремся, необходимо доводить до логического завершения и не успокаивать себя обещаниями вернуться завтра, чтобы доделать. Вот честно выполним все намеченное, и только тогда перейдем к заслуженному отдыху.

Аня извивалась, била меня пятками в спину — незначимая суетность, я неумолимо шел к своей цели. Сомненья прочь, что отложено, то потеряно. Только вперед! Хвалиться следует не тем, что можешь сделать, а тем, что уже сделал. Кончил дело — гуляй смело, вот наш девиз.

Завтракали мы чинно и степенно, по-английски: манная каша, тосты, джем, мед, чай.

— Антон Михалыч, вот что подумала, — Аня уставилась на меня своими серыми глазищами. — Чтобы не нарушать ваши планы, могу я сама приходить сюда?

— Как это? — кусок хлеба застрял у меня в горле, чуть не поперхнулся. — Ты способна пройти через время и расстояния?

— Ходить пока не умею, — она подлила мне чаю. — Но я умею учиться. Захотела играть в волейбол — стала кандидатом в мастера спорта. Скрипку освоила на «отлично». Еще готовлю не хуже мамы — борщ вам понравился, сами сказали.

— А мастерству любви где так выучилась? — осторожно поинтересовался я. — Если это не секрет.

— Вам можно знать, — она слегка зарделась. — В прошлом году мама нашла мне репетитора по скрипке. Заниматься к нему домой ездила. Во тон меня и учил всему… Пока мама не застукала. Пришлось учителю бежать в другой город. Папа до сих пор злой, но тогда, слава богу, был в командировке.

Где-то я читал, что девушкам с серыми глазами по жизни везет — и в карьере, и в любви. Они чувственные, смелые, любопытные, им всегда все интересно.