– Не оставляй меня одну, Ваня, – устало попросила она. – Пойдем мыться вместе.
Маша
Никогда в жизни так не радовалась горячей ванне. Густая пена обволокла синяки, успокаивая боль. Вибрация джакузи расслабила напряженные мышцы, принеся долгожданное облегчение. Ваня разделся и сел с другой стороны ванны. Он взял с бортика пушистую мочалку. Я протянула руку, отобрала мочалку и начала медленно намыливать его.
Он вздрагивал при каждом прикосновении. У меня сердце сжалось от жалости.
– Очень больно, Ванечка?
– Совсем нет. Я ж мужик. Меня шрамы украшают, – бодро соврал он, посмотрел на меня и улыбнулся.
– За меня никто и никогда так не сражался, – я провела мочалкой по его шее, на которой багровели кровоподтеки, и поцеловала их.
– Потому что они не понимают, что за таких, как ты, нужно рушить миры, – он взял мою руку и поцеловал пальцы.
Нежно и осторожно провел по моим разбитым губам. Я невольно поморщилась.
– Извини! – прошептал он и поцеловал краешек моего рта.
– Ничего, тебе больше досталось, – я провела мочалкой по его груди и позволила руке медленно скользнуть вниз, под мыльную пену.
Он вздохнул и осторожно перехватил мою руку.
– Это я еще сдерживался. Боялся показать им свое боевое искусство. Иначе нас бы не выпустили из Израиля.
Что? О чем он?
– Не поняла, Ваня, прости!
Он вскинул руки и вполголоса воскликнул:
– Кийаяя!
Вытянул ногу верх, скорчил зверскую физиономию и выдохнул:
– Йа-а! У! А! О! Кийяаа! – он вытянул губы трубочкой, изображая Брюса Ли или Джекки Чана, и рубанул воздух ребром ладони.
– Вот балда! – я расхохоталась.