Совершенно необоснованны рассуждения некоторых участников диверсионной войны о более успешных операциях на коммуникациях врага в Белоруссии, нежели на Украине. При всем моем негативном отношении к Хрущеву, возглавлявшему штаб партизанского движения, и его заместителям Т. Срокачу и Н. Сергиенко, неприглядно проявивших себя при оставлении Киева в 1941 году, должен сказать, что условия для партизанской и диверсионной войны на Украине и в Крыму были для нас более неблагоприятными, чем в Белоруссии. В степных областях и районах Украины организовать партизанские соединения и диверсии на железных дорогах было исключительно трудно. На западных лесистых территориях наши оперативные группы добились больших успехов. Но их действия осложнялись постоянными боестолкновениями с бандами украинских националистов ОУН, которые активно сотрудничали с гитлеровскими оккупантами. Конечно, ОУН после разгона гитлеровцами правительства «Независимой Украины» во Львове, которое возглавлял Я. Стецко, просуществовавшего с июля по сентябрь 1941 года, пыталась проводить собственную линию все ее действия всегда базировались на тесном сотрудничестве с гитлеровцами. Это не исключало, как сообщал НКВД Украины в Москву, в Центр, случаев нападения украинских националистов на немецкие тыловые подразделения.
Сейчас хотелось бы рассказать о некоторых конкретных важных фактах операций партизанского движения по линии НКВД, которые недостаточно известны. Огромную роль в антифашистском восстании в Словакии сыграла оперативная группа НКГБ под руководством Героя Советского Союза В. Карасева. В август 1944 года НКГБ СССР докладывал в ГКО, что в процессе оказания помощи Главному чехословацкому штабу партизанского движения в Словакии во главе с представителем компартии Чехословакии Р. Сланским тем самым, который стал руководителем компартии был казнен по сфальсифицированному обвинению 1952 году (реабилитирован в 1961 г.), командир опергруппы, майор госбезопасности Карасев лично конспиративно встретился с командованием Словацко Армии и договорился, что 1-я и 2-я словацкие дивизии, воевавшие на стороне немцев, в момент перехода границы Словакии Красной Армией присоединятся к ней для совместной борьбы «против немцев и венгров». Более того, Карасев договорился со словацким командованием, что все минные заграждения и танковые препятствия будут устранены в момент под хода Красной Армии к границам Словакии, а ее передовым частям могут быть приданы словацки офицеры связи. Это впечатляющее сообщение на фоне наших других успехов летом 1944 года вызвало одобрительную реакцию Сталина. Он поручил, как мне говорил нарком Меркулов подготовить специальный указ о награждении чекистов-партизан, успешно действовавших в тылу врага. Такой указ был издан 5 ноября 1944 года. Я не хотел бы, чтобы героизм и заслуги В. Карасева, Н. Прокопюка, С Ваупшасова, Е. Мирковского и других в Польше, Венгрии, Словакии, Белоруссии были бы неправильно истолкованы. НКГБ СССР не подменял советского военного и политического командования. В частности, В. Карасеву были немедленно даны следующие указания: в официальные переговоры с высшим командованием Словацкой Армии не вступать и никаких обещании не давать. Вместе с тем укреплять отношения с командирами отдельных частей и соединений, изучать агентурную обстановку в стране, организовать законспирированные базы для ведения разведывательной работы и приема перебрасываемой нами агентуры. Диверсионную работу проводить исключительно против немцев, всячески втягивая в нее местное население. В целом масштабы подвига оперативной группы «Олимп» под командованием В. Карасева и его заместителя, будущего главного нелегального резидента КГБ в Латинской Америке в 1952–1960 годах, друга по охоте на крокодилов парагвайского президента-диктатора Стреснера полковника М. Филоненко громадны. С января 1943 года по февраль 1945 года группа прошла по тылам противника более 11 тысяч километров, провела 130 крупных боев с немецкими частями и карательными формированиями ОУН, так называемых «восточных легионов», в том числе с Калмыцким кавалерийским корпусом, разрушая коммуникационные линии, связывавшие стратегические резервы Германии с Восточным фронтом. Характерно, что за время пребывания в тылу противника на территории Польши, Словакии и Чехии наши оперативно-чекистские, диверсионно-разведывательные группы и специальные отряды среди местного населения приобрели большую популярность и авторитет. Этому способствовали активные боевые операции против оккупантов. Хорошее взаимоотношение спецгрупп и отрядов с местным населением способствовало массовому вовлечению местных жителей в борьбу с немецкими захватчиками. Особенно большой авторитет завоевали специальные группы среди чешского и словацкого населения Праги, Бероуна, Добржиша, Брно, Банска-Бистрица, Братиславы. Вот всего лишь один пример. После приземления и организации боевых действий против немцев в районе Добржиша оперативно-чекистской группы «Факел» среди местных чехов возникло широкое движение по оказанию всяческой помощи нашим десантникам-парашютистам в борьбе с оккупантами. Помощь эта выражалась в снабжении опергрупп продуктами, одеждой, вооружением. Местные жители также информировали о действиях немцев.
Легендарный Кузнецов
Николай Кузнецов – разведчик-боевик опергруппы 4 управления НКГБ СССР «Победители» в тылу немцев. Его индивидуальная подготовка оттачивалась еще во время битвы под Москвой. К тому времени, когда он влился в опергруппу «Победители», у него уже был большой опыт агентурной работы. Кузнецов в силу своих биографических данных и по своим способностям мог бы эффективно использован в разных ролях.
Почему Кузнецов стал именно нелегалом-боевиком успешно действовавшим в тылу противника? Он никогда не находился за границей и потому не мог быть подставлен противнику в качестве офицера немецкой армии на условиях длительного пребывания или прохождения службы в его разведорганах, поскольку сразу же любая проверка, если бы он зачислялся на постоянную должность в штаб немецких спецслужб или комендантских подразделений, предполагала его провал. Мы планировали использовать его и в московском подполье не как офицера вермахта, а как обрусевшего немца Шмидта.
Он больше подходил для того, чтобы эпизодически появляться в форме немецкого офицера в тыловых учреждениях вермахта, в местах дислокации временного оккупационного персонала, где немецким контрразведывательным органам нет необходимости проводить спецпроверку на временно прикомандированного офицера, если он не допущен к секретным работам и документам.
Кузнецов, несмотря на существенный пробел в своей оперативной биографии – он не использовался как агент нашей внешней разведки внутри страны и за границей, не имел реального представления о жизни на Западе, – произвел на меня сильное впечатление своей сосредоточенностью и целеустремленностью. Он обладал мгновенной реакций на собеседника, буквально подчинял его себе. Все говорило о том, что он владеет каким-то секретом подхода к людям, умеет их расположить к себе, влюбить в себя. Тогда у меня и возникла мысль о том, что его целесообразнее подготавливать как спецагента-боевика. Такой человек мог своим внешним видом, уверенной манерой поведения проложить себе дорогу к видному представителю немецкой администрации, добиться личного приема. У меня сразу сложилось впечатление о громадном потенциале этой личности.
Способности и громадный потенциал Кузнецова в полной мере правильно оценил позднее Д. Медведев («Тимофей»), назначенный в начале 1942 года начальником отделения негласного штата нашей службы. Он остановил на нем выбор как на перспективном спецагенте-боевике для своей оперативной группы «Победители» в тылу врага.
В чем состояла особенность подготовки Кузнецова? Прежде всего его обучали технике выхода на влиятельных людей среди офицеров вермахта и оккупационной администрации. Мы нацеливали его на изучение мельчайших деталей в поведении человека – объекта его индивидуальной разработки. «Колониста» тренировали, например, как действовать в непредвиденных обстоятельствах, которые могут возникнуть. Например, когда он разрабатывается противником или находится в поле зрения наружного наблюдения. Учили его действовать в районах, где введено чрезвычайное положение по контролю всех транспортных средств, то есть ему создавались реальные оперативные ситуации в тылу противника. С. Окунь, Л. Сташко, Н. Крупенников и Ф. Бакин приучали его навыкам самостоятельно принимать решение в сложной оперативной обстановке. Причем главным в его тренировке была многовариантность ухода и отрыва от противника. Анализировались ситуации потенциального провала, захват противником радиста его оперативной группы, правила работы нелегальной резидентуры и т. д. Такая подготовка себя полностью оправдала.
В 1942 году Кузнецов был заброшен в район Ровно. Появился он там в форме немецкого офицера интендантской службы. По легенде, разработанной нами, Кузнецов якобы находился в отпуске по ранению, и ему поручено организовать доставку продовольствия и теплой одежды для его дивизии, расположенной под Ленинградом. Он выдавал себя за немца, несколько лет прожившего в Прибалтике, где и был мобилизован. По его словам, в Германию он возвратился только в 1940 году в качестве репатрианта. Шла война, перемещение людей было весьма интенсивным, абверу или гестапо понадобилось бы много времени для проверки его личности. Документы для его работы в немецком тылу были изготовлены австрийцем Миллером и его учеником Громушкиным.
Кузнецов был отправлен в тыл врага настоящим специалистом, готовым к боевой работе в экстремальных ситуациях. Он лично ликвидировал нескольких губернаторов немецкой администрации в Галиции. Эти акты возмездия организаторам террора против советских людей были совершены им с беспримерной храбростью средь бела дня на улицах Ровно и Львова. Одетый в немецкую военную форму, он смело подходил к противнику, объявлял о вынесенном смертном приговоре и стрелял в упор. Каждая тщательно подготовленная акция такого рода, страховалась боевой группой поддержки. Однажды его принимал помощник Гитлера гауляйтер Эрих Кох, глава администрации Польши и Галиции. Кузнецов должен был убить его. Но когда Кох сказал Кузнецову, чтобы тот как можно скорее возвращался в свою часть, потому что возле Курска должно начаться в ближайшие десять дней крупное наступление, Кузнецов принял решение не убивать Коха, чтобы иметь возможность незамедлительно вернуться к Медведеву и передать срочную радиограмму в Москву.
По заданию Ставки информация Кузнецова о подготовке немцами стратегической наступательной операции была перепроверена и подтверждена посланными нами в оккупированный Орел разведчиками Алексахиным и Воробьевым.
Партизанскому соединению под командованием полковника Медведева удалось выйти на связи Отто Скорцени, руководителя спецопераций гитлеровской службы безопасности. Медведев и Кузнецов установили, что немецкие диверсионные группы проводят тренировки в предгорьях Карпат своих людей с целью подготовки и нападения на американское и советское посольства в Тегеране, где в 1943 году должна была состояться первая конференция «Большой тройки». Группа боевиков Скорцени проходила подготовку возле Винницы, где действовал партизанский отряд Медведева. Именно здесь, на захваченной нацистами территории, Гитлер разместил филиал своей Ставки. Николай Кузнецов под видом старшего лейтенанта вермахта установил дружеские отношения с офицером немецкой спецслужбы Остером, как раз занятым поиском людей, имеющих опыт борьбы с русскими партизанами. Эти люди нужны были ему для операции против высшего советского командования. Задолжав Кузнецову, Остер предложил расплатиться с ним иранскими коврами, которые собирался привезти в Винницу из деловой поездки в Тегеран. Это сообщение, немедленно переданное в Москву, совпало с информацией из других источников и помогло нам предотвратить акции в Тегеране против «Большой тройки».
Вокруг личности Кузнецова ходят разного рода слухи, ставящие под сомнение, что он мог так долго и успешно играть роль немецкого офицера. Приходилось слышать о том, что он был послан в Германию еще до начала войны. Активисты «Мемориала», организации, объединяющей узников ГУЛАГа, старались связать его имя с репрессиями против немцев, депортированных в Казахстан из Сибири и Поволжья. Кузнецов никакого отношения к этому не имел. Он был русским, родом из Сибири, хорошо знал немецкий язык и бегло говорил на нем, потому что жил среди проживающих там немцев. Его привлекло к работе местное НКВД и в 1939 году направило в Москву на учебу. Он готовился индивидуально, как специальный агент для возможного использования против немецкого посольства в Москве. Красивый блондин, он мог сойти за немца, то есть советского гражданина немецкого происхождения. У него была сеть осведомителей среди московских артистов. В качестве актера он был представлен некоторым иностранным дипломатам. Постепенно немецкие посольские работники стали обращать внимание на интересного молодого человека типично арийской внешности, с прочно установившейся репутацией знатока балета. Им руководили Райхман, заместитель начальника Управления контрразведки, и Ильин, комиссар госбезопасности по работе с интеллигенцией. Кузнецов, выполняя их задания, всегда получал максимум информации не только от дипломатических работников, но и от друзей, которых заводил в среде артистов и писателей. Личное дело агента Кузнецова содержит сведения о нем как о любовнике большинства московских балетных звезд, некоторых из них в интересах дела он делил с немецкими дипломатами.
Кузнецов участвовал в операциях по перехвату немецкой диппочты, поскольку время от времени дипкурьеры останавливались в гостиницах «Метрополь» и «Националь», а не в немецком посольстве. Пользуясь своими дипломатическими связями, Кузнецов имел возможность предупреждать нас о том, когда собираются приехать дипкурьеры и когда можно будет нашим агентам, размещенным в этих отелях и снабженным необходимым фотооборудованием, быстро переснять документы.
Я провел с Кузнецовым многие часы, готовя к будущим заданиям. Вспоминаю о нем как о человеке редкого таланта оставаться спокойным при выполнении боевых заданий, реалистичном и разумном в своих действиях. Но постепенно он начал очень верить в свою удачу и совершил роковую ошибку, пытаясь пересечь линию фронта для встречи с частями Красной Армии. Кузнецова и его людей схватили бандеровцы, сотрудничавшие с немцами. Это произошло в 1944 году в одной из деревень возле Львова. Наше расследование показало, что Кузнецов подорвал себя ручной гранатой: в архивах гестапо мы обнаружили телеграмму, в которой бандеровцы сообщали гестапо о захвате группы офицеров Красной Армии, один из которых был одет в немецкую форму. Бандеровцы считали, что этот человек, убитый в перестрелке, был именно тем, кого все это время безуспешно искала немецкая спецслужба. Немцам были переданы некоторые поддельные документы, изготовленные нами на имя обер-лейтенанта Пауля Зиберта (псевдоним Кузнецова), и часть доклада Кузнецова Центру с сообщением поразительных подробностей уничтожения высокопоставленных немецких представителей на Украине. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Поскольку Кузнецов не был женат, награду принял его брат. В 1991 году Кузнецову исполнилось бы восемьдесят лет. Я выступал на вечере, посвященном его памяти, в клубе КГБ.
Надо отметить, что спецагентов типа Кузнецова у нас было мало. Мы имели, правда, существенный спецрезерв из числа австрийских и немецких эмигрантов-антифашистов, среди которых блестяще проявил себя Ф. Кляйнинг и был представлен к званию Героя Советского Союза. Однако Кузнецов был человеком выдающимся, по своему уровню мышления и кругозору он значительно превосходил другие заметные фигуры в нашем агентурном аппарате. Это тем более удивительно, что высшего образования у него не было. Личная жизнь его не сложилась, но он прожил короткую, яркую, хотя и тяжелую, неровную жизнь. В наградном листе на присвоение посмертно звания Героя Советского Союза за моей подписью символично было указано, с одной стороны, отсутствие специального офицерского звания, с другой – указано и подчеркнуто его постоянное место работы и адрес – НКГБ СССР.
16 октября 1944 г.
1. Фамилия, имя и отчество – Кузнецов Николай Иванович.
2. Звание – не имеет.