— Война — это всегда потери, Георгий. Всегда. В том числе и близких, и друзей… И все же утешением нам должно послужить то, что воины, павшие на поле боя — они ведь пали за други своя! Что есть наивысший христианский подвиг! И если мы сейчас только будем снедать тушёнку, то наш балагур, посмеиваясь над нами, наблюдает за всем происходящим внизу из райских кущ, где ни в чем нет недостатка…

Жорж, потянувшись к сапогу за трофейным ножом, лишь угрюмо спросил:

— Ты в это веришь?

Я с твёрдой уверенностью ответил:

— Да. Безусловно верю. А разве ты нет?

Георгий, поднявший нож над банкой в ожидании, когда она окончательно согреется, немного помолчал, обдумывая ответ, после чего честно признался:

— Не знаю. Мне нравилось бывать в церкви в детстве. Было в этом что-то необычное, возвышенное… чудесное. Но детство прошло, священники предстали перед моими глазами в новом свете — простыми, грешными людьми со своими пороками… А регулярные службы стали лишь обрядом, обязательной традицией без содержания. К тому же появилось много вопросов, на которые я не нашёл ответов. Так что не знаю…

— Ну… Если вопросы появились, значит и ответы рано или поздно ты обретёшь, Жорж. А что касается батюшек — так они ведь и есть простые, грешные люди со своими страстями, большими и малыми… И все же они выбрали путь служения Богу — а это дорогого стоит. А потому и искушения у них более тяжёлые. И как бы то ни было, они будут нести ответ за свои грехи — а мы за свои… Но при этом вообще без веры никак нельзя. Особенно здесь, в окопах…

— Может быть, ты и прав, Рома, можеть быть, и прав. С верой действительно легче…

Мы ненадолго замолчали, думая каждый о своём. Тушёнка согрелась, и вскрыв ножом крышку, Георгий подал банку мне первому:

— Ангелы за трапезой.

— Ангелы за трапезой…

Благодарно кивнув товарищу и поддев жирный кусок мяса ложкой, я тщательно его прожевал — после чего решился уточнить:

— Что за вопросы, которые ты задавал себе, но на которые не нашёл ответа?

Георгий, в свою очередь быстро, даже жадно прожевавший свой кусок тушенки (господин прапорщик явно не знаком с техникой насыщения пищей посредством тщательного пережевывания — при котором, кстати, гораздо ярче проявляется вкус пищи), задал свой вопрос — но совершенно не тот, что я ожидал:

— Ты когда-нибудь любил, Рома? Только по настоящему?

Обескураженный столь неожиданной сменой темы, я даже ненадолго растерялся — но после ответил совершенно искренне и честно:

— Да, любил. И люблю.

Жорж тяжело вздохнул:

— Счастливый…