«Колечко» окружения удалось удержать без особого напряжения и значительных потерь – деморализованные быстротой произошедшего гитлеровцы хоть и предприняли несколько попыток прорыва, но особенно не преуспели. Кое-кому удалось вырваться – впрочем, в таком количестве и состоянии, что только на переформирование или в госпиталь, – остальные же остались в «котле». Переваривали их недолго: оказавшись без централизованного командования и, самое главное, надежной связи, немцы уже на третьи сутки согласились на капитуляцию, благо предложениями об этом их бомбили с первых часов окружения. И на всех доступных радиочастотах (остальные благодаря стараниям Очкарика оказались наглухо забиты помехами), и в самом что ни на есть прямом смысле – с самолетов, разбрасывавших над позициями спешно отпечатанные листовки. Спустя час после доставки очередной порции «агитационного спама», как обозвал подобное Кариков, по фрицевским позициям отрабатывала артиллерия бригады и «соседей». Не особо прицельно и массированно, а сугубо, дабы подтвердить серьезность намерений. Несколько раз – если Бату удавалось договориться с вышестоящим командованием, стребовав хоть ненадолго пару эскадрилий бомбардировщиков или штурмовиков, – обстрелы дополнялись авианалетами, благо зенитной артиллерии у противника практически не осталось.

К исходу третьих суток немцы выслали парламентеров…

В конечном итоге линия фронта в целом вернулась на исходные позиции, кое-где даже «выгнувшись» в обратном направлении. Неглубоко, разумеется – опасность срезания возникших выступов Бат прекрасно осознавал и рисковать не собирался, – но несколько занятых немцами в ходе еще июльских боев населенных пунктов и переправ назад отбили, вновь закрепившись на покинутых ранее рубежах. Не силами только одной ТБрОН, разумеется, а подошедшего подкрепления, твердо обещанного Вождем еще во время памятного телефонного разговора. А затем пришел и приказ отвести войска на отдых. Далеко в тыл пока не уходили, заняв линию обороны второго эшелона, поскольку серьезных потерь удалось избежать, и при необходимости бригада могла в течение нескольких часов снова вступить в бой. С техникой был полный порядок, тем более что из Ленинграда пришел эшелон с новенькими танками и бронетранспортерами. Обратно он увез наиболее поврежденную технику, отремонтировать которую своими силами не представлялось возможным. Этим же поездом Батоныч отправил в Северную столицу и представителей заводов: дальнейшее их присутствие на фронте смысла не имело, на свои бронемашины они в бою насмотрелись, все недочеты и слабые стороны запротоколировали и сейчас горели желанием немедленно начать их устранение с прочей модернизацией. Бригада же, пополнив матчасть, отдохнув и получив пополнение, оставалась на месте.

Впрочем, о новом наступлении, согласно данным разведки и многочисленных радиоперехватов, ни генерал-полковник Гёпнер, ни сам фон Лееб со штабом группы армий «Север» пока не думали: слишком велики и неожиданны оказались потери. Разумеется, гитлеровцы продолжали имитировать подготовку к контрнаступлению, порой прощупывая оборону точечными ударами, однако они просто не знали, что все их переговоры перехватываются и читаются русскими – принципы и основные алгоритмы шифрования Дубинин передал Сталину еще в одном из своих первых посланий. Так что знаменитая «Энигма»[70] еще с месяц назад перестала быть загадкой для советской контрразведки. А заодно наши спецы потихоньку учились ведению современной радиовойны, дозированно «сливая» противнику ту или иную дезинформацию…

Убедившись, что с текущими делами штаб бригады во главе с подполковником Залесским вполне справляется и его участия не требуется, Владимир Петрович с тяжким вздохом засел за написание отчета (скорее – развернутой аналитической записки) о результатах проведенных боевых действий. Заниматься писаниной Батоныч терпеть не мог еще с молодости, всегда предпочитая активные действия «в поле». Но сейчас подозревал, что Иосиф Виссарионович все равно потребует от него чего-то подобного, и решил несколько опередить события. Исписав убористым почерком полтора десятка листов, Батоныч отдал их в особый отдел для перевода в печатный вид – возиться с пишмашинкой у него не имелось ни умения, ни желания – и собрался было немного отдохнуть. Однако примчавшийся запыхавшийся дежурный по радиоузлу младший лейтенант, сделав страшные глаза, сообщил, что его срочно вызывает Ставка Верховного Главнокомандующего.

Внутренне ухмыльнувшись, Бат привел в порядок форму и потопал следом за младшим лейтенантом, всем своим видом показывающим, что товарищу комбригу следовало бы поторопиться. Ничего, переживет. Незачем подчиненных смущать. Поскольку, перефразируя старый анекдот, командиры не бегают, а если бегают, значит, что-то нехорошее произошло…

– Здравствуйтэ, таварищ Бат, – раздался в наушниках знакомый голос Вождя. – Очэнь рад вас слишать!

– Здравия желаю, товарищ Сталин!

– Ви, навэрное, удивлены, что таварищ Сталин нэ пазванил раньше? Просто нэ хател вам мешать. Навэрняка у вас било много нэотложных дел после сражения.

– Ну что вы, товарищ Сталин, – смутился Батоныч, мельком подумав, что тот все же умеет поставить собеседника в неловкое положение. Это что, намек, что он должен был первым доложить? Так он и докладывал, ежедневно, в штаб фронта. А уж там должны были передать по инстанции, так сказать.

– Впрочем, нэважно. Поздравляю вас с блэстящей победой, таварищ… генерал-майор. Ви меня нэ разочаровали. Отличный рэзультат! Ви – настоящий человек слова. Обещали – сдэлали. Нашей совэтской Родине очэнь нужны такие грамотные и решитэлные командиры. И нэ просто командиры, а, я би даже сказал, офицеры!

– Спасибо, товарищ Сталин… – пробормотал сбитый с толку Владимир Петрович. Ох, вот так ничего себе! Это ему что же, генерал-майора присвоили?![71]

– Это… неожиданно. Мне кажется, я не заслужил…

– Вполне заслужили, Владымир Пэтрович, нэ нужно спорить. Ви отлично воевали, командование Красной Армии вами очэнь довольно. И я тоже.

– Служу Советскому Союзу! – Батоныч вытянулся по стойке смирно, хоть его никто и не мог видеть. В этот момент до него вдруг дошло:

– Но… товарищ Сталин…

– Хатите спрасить, пачиму я сказал «офицеры»? – добродушно хмыкнул Вождь.

– Так точно…

– Ну, во-первых, вам так привычнее, не правда ли? А вот, во-втарых? Ест мнэние, и с этим мнэнием многие наши таварищи уже сагласны, что пора вернуть прэжнее обращение в нашей нэпобедимой армии. Так сказать, связь врэмен и поколений… Вот ви сами как к падобному относитесь, таварищ генерал?

– Э… нормально отношусь, товарищ Сталин. Просто неожиданно.