– Нет, тарщ комиссар, – решительно помотал головой Наметов. – Опасно, тем более что мы уж сколько дней без карты идем, наугад практически. Не хватает только в самом конце нарваться. Обидно будет. Так что мы уж сами, добро?

Я мысленно усмехнулся: тактичный осназовец оставил недосказанным то, что я со своей раной и на самом деле слабое звено, и разведчик из меня никакой.

– Ладно, как хочешь. Только поосторожнее, мы и на самом деле не знаем, на какой участок Минского укрепрайона вышли. На фрицев не напоритесь.

– Обижаете, тарщ комиссар, – широко улыбнулся лейтенант. – Мы осторожненько, вполшага подойдем, вполглаза поглядим – и назад. Я вам свой автомат оставлю, а с собой ваш трофейный возьму, хорошо? С ним ползать проще.

– Вот другой бы спорил, а я не стану. Так и быть, только воронение не пошкрябай, он мне дорог как память. Дома на стену повешу, на ковер, и буду перед сном любоваться.

Фыркнув от едва сдерживаемого смеха, Наметов кивнул, но вслух комментировать мое заявление не стал.

…Вернулись разведчики только на рассвете. Только к этому времени стихла артиллерийская пальба, лишь изредка тишину разрывал треск одиночной пулеметной очереди или редкие хлопки винтовок.

Отдышавшись и напившись воды, выглядящий смертельно усталым Наметов обрисовал обстановку:

– У наших везде плотная оборона. Траншеи в три ряда, колючая проволока, минные поля, ДОТы и ДЗОТы. Немцы капитально уперлись – они тут в три-четыре эшелона стоят. Ощущение, что просто плечом к плечу. И артпозиции через каждые двести-триста метров. Столпотворение, как майским днем в парке Горького. А ведь всего ничего осталось, километра два пешком.

– Что, совсем трындец, не пройти?

– Похоже на то… – грустно ответил Наметов, но после паузы добавил: – Вроде одно местечко присмотрели, но надо бы в светлое время суток понаблюдать… Потерпите еще денек?

– Ну а куда ж я денусь с подводной лодки? – преувеличенно-бодро ответил я, ощутив, как раненый бицепс заранее задергало болью. Вот зараза, как чувствует. – Справлюсь, Серега, не переживай. Уж больно мне этот наш экстрим-тур надоел. В госпиталь хочу, к медсестричкам в коротеньких халатиках. Вот ты, Серега, как к медсестричкам относишься?

– Положительно отношусь, – скрыв улыбку, кивнул лейтенант, проигнорировав и «медсестричек», и непонятное «экстрим-тур». Впрочем, он за эти дни от меня много непонятных слов наслушался, так что привык. – Мы тогда прямо сейчас пойдем. Как до того места доберемся, замаскируемся и понаблюдаем. А ночью за вами вернемся.

Место для нашего перехода Серега подобрал подходящее. Впереди, метрах в семистах, виднелись брустверы первой линии советских окопов. ДОТов я, как ни старался, так и не увидел – со стороны противника их закрывала глухая стена с земляной обсыпкой[67]. Но стреляли из них, похоже, хорошо – только на этом участке фронта под перекрестным огнем легло не менее двух сотен вражеских солдат. Их тела так и остались лежать перед окопами. Дополнительным украшением этого страшного пейзажа являлись сгоревшие танки – их я насчитал почти десяток.

Местность, через которую нам предстояло пройти, представляла собой ровное, как обеденный (ох, опять мысли о еде!) стол, поле, сплошь изрытое воронками, оставленными как снарядами, так и авиабомбами – ДОТы неоднократно бомбило Люфтваффе, судя по всему – пока безрезультатно. Обрывки колючей проволоки, некогда натянутой на врытых в землю бревнах, трупы солдат в фельдграу, обломки оружия… А запах… В нос шибануло таким могучим запахом мертвечины… Похоже, что немчура тут давно на солнышке разлагается.

Всё это вкупе позволяло надеяться, что три человека вполне могут остаться незамеченными в этом бедламе. Шанс на удачу увеличивал тот факт, что именно здесь проходил стык двух немецких подразделений, штурмовавших данный участок УРа, понятия не имею, каких именно. Справа, насколько понял, стояли танкисты, а слева – пехота. Танкисты вообще не окапывались, а пехотинцы ограничились всего одной траншеей. Служащей, вероятно, исходным рубежом для атак. Поскольку в ночное время она пустовала – лишь несколько часовых мотались по ней, периодически пуская осветительные ракеты.

Дождавшись, пока погаснет очередная запушенная фрицами «лампа», заливавшая окрестности едким химическим светом, отбрасывавшим на землю резкие изломанные тени, я вернул Наметову бинокль и прошептал:

– Нормуль, Серега, здесь и поползем. Как они ракеты запускают, засек?

– Обижаете, – сверкнул в полутьме белозубой улыбкой осназовец. – Как по часам, суки. Каждые пять минут ровно.

– Молодец, с меня пирожок. Отдам, как полочку найду. Насчет минного поля подумал?