Программа, принимавшаяся пять лет назад, не предусматривала развития судостроительных технологий такими быстрыми темпами, как это происходит сейчас. Надо переговорить на этот счет с императором. У нас на подходе мартен на Обуховском заводе, авось гарвееву броню освоим. Новые орудия приняты на вооружение, враги машины тройного расширения скоро ставить начнут. Прогресс надо учитывать. Чем МТК понравился проект Гуляева? Возможностью увеличить скорость носового огня.[12] Побольше железа хочется закинуть в супостата за одну единицу времени? Похвально! А про то, что нос получается слабо защищённым, забыли? Вот у нас и появляется предлог для переработки проекта и ещё одна тема для серьёзного разговора с Шестаковым.

За дверью, в приёмной раздались громкие голоса, кто-то, кажется, дежурный офицер спорит, кто-то гулко хохочет. Что за бардак? Так, отчёт в папку, папку в стол.

Дверь открылась на всю ширину. Не кабинет, а проходной двор. Это кто у нас так красиво нарисовался? Кого пустили без доклада? Высокий генерал, распахнув руки, уже шагает ко мне, впечатывая сапоги в лежащий на полу персидский ковёр.

— Алексис! Слышал, что ты заболел, и рад, что это не так!

Эге, да это к нам старший «братец» пожаловали, великий князь Владимир Александрович, собственной персоной. Встаю из-за стола ему навстречу. Обнимаемся, целуемся. Нет, мы не голубые, здесь так принято. Он берёт меня за предплечья и поворачивает лицом к окну, заглядывая в глаза.

— Мальчик мой, ты бледен! Глаза у тебя красные, щёки ввалились! — он говорит воркующе, понизив тон и сменив тембр голоса, явно пародируя голос кого-то из наших родственников. Бросает мимолётный взгляд на мой рабочий стол и констатирует:

— Ты впал в болезнь бюрократизма. Ты просто издеваешься над собой, — Владимир поворачивается к новым шкафам. — Какие говорящие названия! «Былое», «Настоящее», «Будущее», «Наисрочнейшее»! Ты совершаешь Геркулесов подвиг? Разгребаешь Авгиевы конюшни в своём ведомстве? Кстати, пишешь ты по-прежнему с ошибками.

Я, помимо воли, улыбаюсь, он же смеётся во весь голос.

— Ты знаешь, что от душного кабинета и пыльных бумаг развивается чахотка! — провозглашает Владимир и добавляет, понизив тон: — ты, кстати, ужинать, где собирался? Ты никого не ждёшь?

— Планировал дома, — я пожимаю плечами. — На вечер никого кроме бумаг не назначал.

— Оставь свои надежды. Я похищаю тебя от дел на пару часов, — он смотрит на часы. — Михень нас ждёт в коляске.

Что же, в принципе он прав, немного развеяться мне не помешает. Вечно сидеть взаперти всё равно не получится, да и с «родственниками» надо «познакомиться». Голому собраться — только подпоясаться. Я беру портмоне из ящика стола и умещаю его себе в карман под слегка удивлённым взглядом великого князя. Цепляю к поясу саблю, надеваю фуражку.

— Куда направимся?

— На Большую Морскую. Место ещё не приелось, и этим надо пользоваться, — отвечает Владимир и, приобняв за плечи, тянет к дверям.

Впрочем, на пороге приёмной он пропускает меня вперёд. Я отдаю указание камердинеру отправить мой экипаж вслед за нами и прошу адъютантов ужинать, не дожидаясь меня.

В коляске у подъезда нас ждет очень миловидная женщина лет двадцати пяти. Признаться, я не сразу вспомнил, что под домашним прозвищем Михень скрывается Мария Павловна — супруга Владимира.

— Алексис, как я рада вас видеть! — улыбается Мария, протягивая мне ручку для поцелуя. — Вы стали совсем букой — нигде не появляетесь. По Петербургу уже ходят разнообразные слухи.

— У меня такая репутация, что слухом больше, слухом меньше… — усмехаюсь я. — Даже если я прямо сейчас приму схиму, это будет воспринято как очередное чудачество! А то, что я не появлялся в свете объясняется очень легко — приболел.

— Надеюсь, ничего серьезного? — морщит лобик Михень.

— Легкая простуда, уже все прошло! — успокаиваю я.