– А-а-а… Нашкодил и в Москву решил свалить, умник?! Ты еще своих баб с собой прихвати. А мы здесь одни корячиться останемся – без гримера и без костюмера…
– Вить, ну прости! Все понимаю, но меня как бес попутал!
– Ты бы своего «беса» в штанах покрепче держал! И думал головой, а не «бесом». Ну, вот скажи: какого черта ты дверь на ключ не закрыл, а?
– А то сам не знаешь, как это бывает – увлеклись и забыли. И главное, веришь – я их не звал даже!
– Угу… «Не виноватая я, они сами ко мне пришли». Ты еще расскажи, что они тебя изнасиловали!
– Не, с этим я сам справился… – чешет в затылке мамонт.
Пару секунд смотрим, друг на друга и начинаем тихо ржать. Все понятно с этим Казановой. Придется как-то замять скандал. А уж в Москве как получится. Но надеюсь, что пронесет. Хотя за аморалку на гастролях могут и наказать по полной.
– Конечно, кому-то массажистки японские, а мне до Москвы терпи! – вздыхает мамонт
– Лех, ты совсем дурак, шуток не понимаешь?
Я расстегиваю рубашку и показываю ему бордовый кровоподтек на левом боку.
– У меня же вчера спарринг был в университете. Морда не пострадала, а вот по ногам и торсу мне этот швед прошелся. Думаешь, для чего мне массаж нужен был? Я бы сегодня утром разогнуться не смог!
– Ух… и ты молчал?!
– А я, по-твоему, признаться при всех должен был, чтобы Веверс потом мне башку открутил?!
Побеседовав еще минут пять, грожу мамонту напоследок кулаком. Теперь по-хорошему еще надо бы пропесочить обеих лехиных «гейш». Но вот что я им скажу? Прочитаю лекцию про «облико морале» советского человека, находящегося за границей? Двуличием каким-то попахивает. А то они не видят, как я сам на каждом шагу попираю все эти нормы и приличия. Правда, в отличие от них, выхожу каждый раз сухим из воды.
Стою минуту в нерешительности, потом все-таки стучу в номер Львовой. Вообще-то их поселили в двухместном номере с Татьяной Геннадьевной, но та сразу же перебралась к Вере в люкс, чтобы держать дочь под круглосуточным надзором. Так что Львовой повезло – сейчас она живет одна. И надеюсь, еще не спит.
Дверь распахивается, на пороге стоит Татьяна Леонидовна. Глаза припухшие, лицо осунувшееся. И что мне теперь – добить ее чтением нотаций?
– Виктор, ты что-ли…? – слышу из-за ее спины спокойный голос Клаймича – заходи, присоединяйся.
Львова, посторонившись, пропускает меня в номер. Так… здесь, оказывается, и без меня утешителей хватает. Или воспитателей – это уж с какой стороны посмотреть.
– Пьянствуем, товарищи? – киваю я на журнальный стол, где стоит початая бутылка виски, два стеклянных стакана и закусь в виде шоколадки. – Продолжаем морально разлагаться?
Татьяна Леонидовна смущенно вспыхивает, но я тут же продолжаю строгим голосом