Я утверждаю, что точней и сильней броска не было ни у одного защитника в мире. Из всех, кого мне удалось видеть».

Интересное уточнение можно прочитать у Якушева: «Витя клюшки не выбирал и не обтачивал крючок. Какую выдавали, с той и шёл на лёд. Не столько щёлкал по шайбе, сколько бросал. Но с какой силой! Бросал сильнее, чем сейчас щёлкают клюшками из композитных материалов».

Виктор Блинов ушёл из жизни в неполные 23 года. Случилось это на первой тренировке послеолимпийского сезона, он упал, играя в баскетбол, сражённый сердечным приступом.

С горестным чувством Бобров отмечал: «Виктор Блинов был блестящим хоккеистом, но очень плохим спортсменом. Он чурался дисциплины. Несмотря на все наши усилия, он нередко искал “отдохновения” в бутылке, водка, в конце концов, и погубила его...»

В сезоне 1966 года стали спартаковцами нападающие Александр Мартынюк, Евгений Зимин и защитник Владимир Мигунько. Все они внесли заметный вклад в чемпионство. Въедливые болельщики «Спартака», от которых Бобров не прятался, не могли взять в толк, чего ради он пригласил из «Крыльев Советов» не хватавшего звёзд с неба Александра Мартынюка.

Но Бобров знал, что делает: «Он из тех, кто не бросается в глаза. Не из тех, кого признаешь сразу. Но разобравшись в игре этого хоккеиста, нельзя не восхищаться ею. Это очень своеобразный, очень интересный и, что самое главное, очень неожиданный нападающий. Неожиданность приёмов, паса, неожиданность отдельных ходов и целых тактических решений в целом — главное его оружие».

Александр Якушев отмечал: «Не лез напролом и не пытался выйти на первый план. Специализировался на подыгрыше. Он не имел высокой стартовой скорости, движения были какие-то нарочито неторопливые, откровенно избегал силовых единоборств, а когда попадал в них и получал синяки да шишки, зачастую давал волю эмоциям, получая удаления. Но постоянная готовность придумать что-нибудь хитроумное и техническая оснащённость позволяли ему приносить много пользы звену и команде. Мы с Шадриным много голов забивали с передач Мартынюка».

Евгений Зимин и Владимир Мигунько начинали в московском «Локомотиве».

Зимин был одним из любимых учеников Боброва. Зная о его недостатках, Всеволод Михайлович писал: «Евгений Зимин, безусловно, отличный хоккеист. Он может стать ещё более сильным и зрелым мастером. И я верю, станет им: “грехи” молодости исчезнут, талант получит оправу опыта, мудрости, рациональности. Конечно, к этому надо идти через огромную черновую работу. И хотя Женя её не очень любит, у него хватит для неё сил».

Бобров ошибся лишь отчасти. Александр Якушев отзывался о Евгении Зимине так: «Всё было при нём. Высокое индивидуальное мастерство, светлая голова, весьма высокая результативность. Ну чего ещё желать? Не будучи с виду силачом, спокойно выдерживал силовую борьбу, а если требовала обстановка, мог и навязать её. Азарт сочетался у него с хладнокровием, что очень помогало в поединках с грозными соперниками...

Искренне сожалею, что маловато времени провёл с ним в одном звене и в “Спартаке”, и в сборной. Почти в двадцать семь лет, буквально “на флажке”, его призвали в армию, после чего на карьере Зимина можно было поставить крест...

По своим недюжинным возможностям, по своему потенциалу Евгений Зимин реализовал себя на пятьдесят процентов. И это в лучшем случае».

Владимира Мигунько вряд ли можно отнести к числу богато одарённых хоккеистов, но пользу команде он, несомненно, приносил. Александр Якушев высказался о нём так: «Статный, смелый, самоотверженный, с хорошим броском от синей линии, он до появления в “Спартаке” слыл надёжным, добротным защитником. Но и не более того. А у Всеволода Михайловича стал резко прогрессировать, дойдя до уровня игрока второй сборной».

Были в пору работы Боброва в «Спартаке» и выдвиженцы из собственных резервов. В первую очередь это Александр Якушев и Владимир Шадрин.

Обратимся к книге Александра Якушева: «С Всеволодом Михайловичем Бобровым мне несказанно повезло. Сказать об этом хочу и обязан. Сам факт появления на спартаковском мостике этой легендарной фигуры явился подлинной сенсацией...

Ко мне относился доброжелательно, внешне никак это не проявляя. Я это кожей ощущал. Послаблений мне не делал. Явные промашки и огрехи не прощал. И в запас меня сажал, и на собраниях команды во время разборов матчей пропесочивал так, что мало не казалось...

Я ни на йоту не сомневался в том, что “центр” — моё амплуа, что оно подходит мне и по обшей манере, и по моей жажде забивать, и по моему телосложению...

А Всеволод Михайлович придерживался иного мнения. Видя, как мы мучаемся сами и мучаем его, видя, что сдвигов к лучшему нет, он в один день, который прекрасным отнюдь не показался, взял да перевёл меня на левый край... Перечить Боброву, разумеется, не стал. Подчинился. Без всякого энтузиазма. В центр поставил Шадрина, который был на год моложе меня... Жизнь показала, насколько же прозорлив оказался Всеволод Михайлович. Связка Шадрин — Якушев долго выступала в “Спартаке” и в сборной Союза...»

Владимир Шадрин попал в команду мастеров из спартаковской школы, когда ему было всего 16 лет. А в чемпионский сезон его тройка, где по краям располагались Виктор Ярославцев и Александр Якушев, была уже полноценной боевой единицей.

На вопрос, кто в своё время оказал на него особое влияние, Шадрин ответил: «Бесспорно — легендарный Всеволод Бобров, который привёл спартаковский клуб к золотым медалям с отрывом от ЦСКА в пять очков. В том чемпионском сезоне я провёл все матчи в сочетании с Сашей Якушевым и Витей Ярославцевым и огорчал голкиперов около двадцати раз. За что регулярно выслушивал в свой адрес приклеившуюся кличку — “везун”».