Безумие лететь в такую погоду!
25 января подлинный герой Арктики — каюр Дьячков под завывание ветра и лай прекрасных камчатских псов, наводивших ужас на всех чукотских собак бухты Про-видения, отправился в далекий путь к «Ставрополю», имея на нартах запасы продуктов и лекарств.
III. Полет на мыс Северный
… А 28 января, несмотря на то, что полярная ночь только кончалась, два «Юнкерса» на высоте десяти метров от снежной пустыни проносятся над далеко растянувшейся ленточкой собак, и каюры от избытка чувств с остервенением машут нам меховыми рукавицами…
Мы вылетели в «безумный» поход, вырвав из снега свои самолеты, узнав о трагедии, происшедшей в районе пролива Лонга — об исчезновении мирового полярного летчика Эйельсона и его механика Борланда. К таким же полетам готовились в это время в Сибири летчики Чухновский и Громов.
…Самолет № 177 веду я, справа и немного сзади идет на 182-м Галышев. Мой механик ежится в своем ужасном по величине собачьем комбинезоне, со злостью смотрит на отказавшийся работать указатель скорости, пробует вежливо стучать по нему плоскогубцами и, вижу… беззвучно плюется; не выдержала на этот раз немецкая коробочка, не справилась с пургой и морозом Чукотки, хотя честно служила весь прошлый год и проделала с нами всю Алданскую экспедицию.
Пролетаем над Мечигменской необследованной губой, и я начинаю определять входной мыс в бухту Лаврентия…
Шесть зарытых в снег до крыш домиков — культбаза в Лаврентии— кажутся зданиями лучшего аэропорта. Все население на «аэродроме», а «аэродром» — на береговой галечной косе. Начальник пограничного поста тов. Кучма машет метлой — надо понимать, что это ветроуказатель «аэродрома», а так как машет во все стороны, то полагаю, что ветра нет, — не может же ветер дуть сразу со всех сторон, — и я сажусь по длинной стороне косы.
Завтра надо достигнуть мыса Северного.
29 января начали подготовку до рассвета. Погода теплая — 5°. Когда поднялись — чуть-чуть рассвело. В качестве пассажира взяли с собой тов. Кучму. Взлетел первым, стал набирать высоту. Виктор «идет» сбоку.
Однообразно тянулся полет. От скуки смотрел направо, где изредка в рваных клочьях тумана, рождающихся в проливе Беринга, в моменты прояснения виднелись мыс принца Валлийского в Америке и острова Диомеда. Признаюсь, я мечтал в это время побывать в Америке, слетать в Аляску на минеральную родину Джэка Лондона: ведь это так близко — всего лишь несколько десятков минут пути.
От мыса Инцова пошли в глубь Чукотки. Над астровом Колучиным определился — подсчитал время хода. Неожиданно навстречу, в районе реки Ангуэмы, из слева идущей полосы пурги выскочил красный самолет, биплан с американскими опознавательными знаками.
Подлетев друг к другу, мы вежливо сделали по приветственному кругу — и разминулись. Американец ушел в Аляску.
И вот уж вижу мыс Северный, вижу шхуну «Нанук» и «Ставрополь», чернеющий в открытом море.
Но что это? На земле целых три самолета. И много народу. Настоящий полярный аэропорт «Ле-Бурже».
Иду на посадку. Машина прыгает на застругах. Сажусь. Вслед за мной сел Виктор.
Восторженная встреча. Много американцев Все осматривают с удивлением наши металлические машины.
Ко мне подходят Павел Григорьевич Миловзоров, промышленник Свенсон и его дочь — американская журналистка, корреспондентка «Нью-Йорк-Таймс». Она приветствует нас. Как-то необычайно видеть женщину здесь, за полярным кругом…
Мы идем на «Ставрополь».
Немедленно в эфир улетает радиограмма: