— Так что нам, дядя, сейчас надо с города выбраться.

А дальше мы с этой мразотой фуфлометной разберёмся. Тем более смотрящий из Галаца уже в курсах этого беспредела…

Е-моё! Чего я вообще несу!? Этот работник лопаты ни слова ведь не понимает! То есть понимает, что это какая-то феня, но не больше. Надо как-то переключаться.

— В общем, понял меня? Доедем до кладбища без шухера — две сотни твои. Поднимешь кипеж, начнёшь шуметь и дёргаться — порежу на ленточки для бескозырок! Ты меня понял?!

Мужик кивнул, но я этим не удовлетворился. Мне его голос надо было услышать.

— Ты, фраер, не кивай, ты словами скажи!

— Так есть. Понив…

— Ну молодец, если понял. Держи задаток.

С этими словами сунул ему в руку несколько двадцаток. Собеседник довольно спокойно их принял, покрутил в руках и, сунув карман, спросил:

— А ежель полицаи остановлют?

— Дядя, мы ни немцев, ни полицаев не опасаемся. Что, я похож на партизана? Для полицаев у нас все бумаги имеются. Нам сейчас от залётных из Одессы треба уйти. Так что если ты, сука, нас этим дешёвым фраерам выдашь, я тебе печень вырежу!

— Та ни! Я их и не бачив туточки!

— Вот лучше и не видь дальше. Если подойдут к тебе похожие на нас, — я кивнул в сторону ребят, — ты ничего не видел, ничего не знаешь.

Мужик опять кивнул и, дёрнув вожжи, подбодрил свою клячу, которая, похоже, вообще спала на ходу. Кстати, интересная деталь — возница, поняв, что полицаев мы не боимся, сразу почувствовал себя уверенней. Это было заметно по поведению. Перестал втягивать голову в плечи и косить на меня испуганными глазами. Проехав по длинным извилистым улочкам, наконец добрались до мостика, ведущего через старый, осыпавшийся ров. Основная дорога, с постом на ней, проходила метрах в восемьсот северней, а здесь торчал одиночный полицай, который с интересом разглядывал несколько телег, приближающихся к въезду в город. Правда, невзирая на стремящуюся к нулю скорость нашей лошадиной силы, к мостку мы подрулили первыми.

Я сидел, пригорюнившись и прижавшись к вознице, попутно щекоча ему бок финкой. Девчонки шли сзади, простоволосые и утирающие слёзы. Гек, отстав метров на пятьдесят, контролировал ситуацию издалека. Местный блюститель закона при виде нас, как и думалось, не проявил никакого интереса. Старый и какой-то обрюзгший, он скользнул по катафальной телеге равнодушным взглядом, поправил винтовку и опять уставился на подъезжающие возы. Ну чисто гаишник, которому глубоко плевать на беспонтовый «запор» в ожидании приближения жирного «мерса».

Ещё через двадцать минут подъехали к кладбищу, расположенному на холме. Отдав повеселевшему мужику сотню, почесал репу и предложил провезти нас до виднеющегося километрах в пяти леска.

— Довезёшь, сверху полтинник румынских накину.

Конечно, эти леи были как капля в море по сравнению с рейхсмарками, но водила подписался. Какой, однако, хозяйственный человек. Прямо копеечку к копеечке собирает, Скрудж местного розлива…

Было уже около десяти. Не по-осеннему жаркое солнце ощутимо пригревало. Пахло сыростью и травой. Вот в этой идиллии мы и катили, не торопясь, всё дальше от Измаила. Кстати, похоже, основной поток людей, идущий в город, прошёл с утра, поэтому навстречу мало кто попадался. Когда остановились под деревьями, я, оглядев пустынную дорогу, тюкнул гробовщика по кудлатой башке. Не насмерть конечно. Часа через три очухается с лёгкой головной болью.

В темпе сгрузив его вместе с деревянным изделием за кустики и подобрав подскочившего Лёшку, погнали телегу по дороге, ведущей к дельте Дуная. Коняшка, не привыкшая к таким скоростям и грубому обращению, обиженно всхрапывала, но выбирать не приходилось. Так что в результате наших телодвижений кляча развила непомерную для себя скорость километров семь в час и стабильно её держала. Пучков перелез ко мне и, поглядывая назад, сказал: