46

Сандру жестоко обманули. Не было никакого оздоровительного лагеря и никаких юношей и девушек, отбывающих трудовую повинность. Был один большой транзитный комплекс, куда свозили людей со всех концов завоеванных земель. А внутри — фабрика по производству синтетической резины и небольшой госпиталь.

Вот где ковалась военная машина Тысячелетней империи — в десятках таких же лагерей, где в неволе за еду трудились тысячи иностранцев с захваченных земель, особенно те, кто по закону империи не мог стать её гражданином и получить гражданские права — евреи.

Тысячи людей ютились в бараках по ночам, а днём шли работать на фабрику, и все ради того, чтоб получить на обед миску супа, кусок колбасы с хлебом и чашку суррогатного кофе. Тысячелетняя империя вела войну силами арестантов-смертников на фронте и рабов в тылу. Это даже не средневековье, это древняя деспотия.

Сандре сказали, что когда-то в самом начале в Берген-Белзене был лагерь советских военнопленных, и за год заключения почти все они погибли. Ей не нужно был объяснять, почему так вышло. Ещё через год на это место свезли заложников — иностранцев с паспортами нейтральных стран, в обмен на которых надеялись вернуть немецких солдат, попавших в плен или получить валюту. Почему-то союзников не заботила судьба этих заложников — никто не рвался спасать и выкупать их. А их все везли в лагерь и везли. Кто-то из новоприбывших жителей Венгрии пытался возмущаться на чистом немецком языке, но не повышая голоса.

— Позвольте, но почему я должен нашивать на одежду эту желтую звезду? Нет, я, конечно, понимаю, что это для моего и вашего удобства. Но ведь я не сионист. Я скажу вам больше, я приехал сюда именно потому, что я не сионист и их шестиконечная звезда не имеет ко мне никакого отношения. Я готов нашить себе семисвечник, хотя уже сорок лет не бывал в синагоге. Хотя бы букву «J».

Но пожилому господину в дорогом костюме кратко объяснили, что ради его политических воззрений порядки в лагере никто менять не будет, и он удалился со словами: «Разумеется, я так и думал».

Таких заложников как он не заставляли работать. Это было чём-то вроде привилегии для обитателей венгерского подлагеря — их не собирали на переклички, они могли носить свою гражданскую одежду, получать улучшенное питание, жить не по распоряжениям администрации лагеря, а под самоуправлением.

Этот малый лагерь по соседству с её новым местом работы Сандра могла наблюдать каждый день через забор колючей проволоки. Там обитали люди явно не бедные. Здесь же, в оздоровительном лагере, помимо порабощенных узников встречались и самые настоящие уголовники. В отличие от батальонных убийц и насильников, эти не подчинялись никакому уставу, и повода исправляться не видели. Даже перед лицом скорой смерти от туберкулеза они старались досадить пока ещё здоровым, наплевав на все правила гигиены. Они будто нарочно старались заразить побольше людей, за что и были отосланы в Берген-Белзен со всех окрестных лагерей.

С началом работы на кухне Сандра не могла понять, как из выдаваемых со склада продуктов сварить похлебку на всех. Еды было слишком мало, а людей — много. Она не переставала жаловаться коменданту, что с тем количеством продуктов, что ей выдают, больные никогда не выздоровеют. Комендант же неустанно объяснял, что продовольствия в лагере ровно столько, чтобы не умереть с голода.

— Идёт война, госпожа Бильрот. Никто в империи сейчас не ест досыта. Пару месяцев назад англичане разбомбили овощное поле, с которого мы заготавливали припасы. Сейчас очень напряжённая ситуация, и как бы я не желал, но не могу ничего с этим поделать. Конечно же, пайки для рабочих на фабрике обильнее тех, что готовите вы для больных. Но работающие заключенные и должны лучше питаться. Подождите немного. Красный Крест должен прислать нам посылки с провизией и лекарствами.

— То есть, на помощь родного государства, нам рассчитывать не приходится?

Сандра и сама поражалась своему нахальству и полной атрофии страха перед карой за критику режима. После всего пережитого за последние три года, власти были последним, чего она боялась.

Через месяц ситуация в Берген-Белзене начала неумолимо ухудшаться. В лагерь шли эшелоны с заключенными из других мест — тех лагерей, через ворота которых уже переступила советская армия. Имперский вождь Химмлер боялся, как бы дешевая рабская сила не дослалась Советам, и потому приказал эвакуировать всех.

Прибывших было так много, что пришлось разместить их на территории оздоровительного лагеря, а больных перевести в тесный барак на другом конце Берген-Белзена.

Сандра смотрела на новоприбывших и недоумевала: как же много среди них женщин. С этими женщинами приехали и их дети, подростки и грудные младенцы. Вот кому империя доверила ковать свою победу на фронтах войны… К чему теперь удивляться, что фронт страдал от нехватки обмундирования и амуниции. В этой бойне мир просто сошёл с ума. Победа? О ней уже никто не помышлял, все стали реалистами, все, кроме властей.

Пайки больных таяли с каждым новым эшелоном с востока. В лагерь привозили не только заводских рабов, но и самое страшное, что может поселиться в огороженном от всего мира пространстве — болезни и голод.

В один из дней на кухню оздоровительного лагеря ворвалась растрепанная женщина и принялась хватать и совать за пазуху всё съестное, что было на столе. На миг Сандра опешила от такой наглости, но быстро пришла в себя:

— Ты что делаешь?! Положи обратно!

Но женщина и не думала реагировать на её крики, а продолжала тащить еду. Сандра подскочила и принялась хватать её за руки, но женщину это только озлобило. В ответ она вцепилась в Сандру и принялась царапать ей лицо. На крики сбежалась охрана. Воровку оттащили. Сандра поднялась с пола и принялась вытаскивать брюкву из одежды заключённой, пока надзирательницы держали её за руки.