Лера замирает с аккуратно сложенным платьем в руках - тем самым, что она надевала на вечеринку на пляже. Мгновение смотрит на него пустым взглядом, потом садится рядом с Настей.
– Да нечего особо рассказывать, - произносит она. – История, как у всех.
С Оскаром они встретились, когда переписывали зачет по химии на втором курсе. Далеко не в первый раз, оба. Стояли, переглядываясь через коридор, в ожидании результатов, пока, однажды, дождливым осенним днем, он не принес два стаканчика с кофе. Сел рядом на пол и протянул один Лере, улыбнулся. И она пропала. В тот раз экзамен они все же сдали. Потом долго бродили в парке. Свет уличных огней отражался в лужах, ветер трепал голые ветви деревьев, а он грел Лерины ладони в своих. До общежития добрались далеко за полночь и Лера - робкая тихоня Лера - позволила себя поцеловать.
Позже были походы в кино, субботние вечера с друзьями и неловкое знакомство с родителями. Обычная история, пара, каких тысячи. Молодые влюбленный.
А потом пришел май и Лера собралась уезжать на заработки, как делала последние несколько лет. Вот тогда-то и начались проблемы.
Но мужчины в Лериной жизни подводили ее чаще, чем выполняли обещания, так что она уехала. О, она была влюблена, очень! Просто в этот раз практичность взяла верх. Ссора вышла громкая, прощанье - тягостным.
В июне она села в самолет и их разделили больше трех тысяч километров, море несказанных слов и неясное будущее.
– Это так глупо, - качает головой Лера. – Я звонила, а он не ответил. А потом он звонил, но я обиделась и тоже не ответила.
Лера порывисто вздыхает, вытирает щеки. Настя протягивает ей бумажную салфетку и обнимает. А я думаю какого это – одновременно узнать о беременности и потере ребенка? В одиночестве. Макс и я, мы никогда не касались этой темы. Нам едва восемнадцать, какие дети! Как же это наивно и самонадеянно, вдруг понимаю я. Моей маме было чуть за двадцать, когда она осталась одна, с ребенком на руках. Моя детская память хранит длинные вечера перед телевизором, когда ей приходилось задерживаться на работе; зиму, когда мы ели только картошку с соленьями; одежду с чужого плеча. Не знаю, как поступила бы я. Не хочу знать.
– Все поправимо, - ласково говорит Настя.
– Я должна рассказать ему, - глядя перед собой, Лера рвет салфетку дрожащими пальцами на тонкие полоски. - Мы никогда… он не хотел детей, говорил рано. А что теперь? Боже, как я расскажу ему?!
– Ты не обязана, - слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать. Обе девушки устремляют на меня взгляд: Лера - недоуменный, Настя - укоризненный.
– Но она должна!
– Зачем? Что это изменит?
– Но… Скрыть такое неправильно. Это ложь!
– Правду переоценивают, - мне самой гадко от горечи, которой пропитаны эти слова.