— Хоть задницей, но ты не получишь этого удовольствия.

— Спасибо, теперь мне есть на что надеяться.

Выхватив карандаш из нагрудного хармана, он швырнул его через стол.

— Лучше начинай записывать прямо сейчас. Не хочу, чтобы меня неверно цитировали.

Эбби с яростью взглянула на него.

— Прекратите, — рассерженно сказала я. Они посмотрели на меня.

— Вы ведете себя не лучше всех их, — добавила я.

— Кого? — спросил Марино, лицо его выражало полное непонимание.

— Всех, — сказала я. — Я по горло сыта этой ложью, подозрениями, игрой во власть. Честно говоря, я рассчитывала на большее от своих друзей, считая вас таковыми.

Я отодвинулась от стола.

— Если вы намерены продолжать обливать друг друга грязью, продолжайте. Но с меня довольно.

Не глядя на них, я взяла свой кофе и прошла в гостиную, включила стерео и закрыла глаза. Моим лекарством была музыка. Я слушала Баха. Его Вторая симфония, кантата № 29, началась с середины. Постепенно я стала расслабляться.

После ухода Марка я часто спускалась вниз, когда не могла уснуть, надевала наушники и наслаждалась музыкой Бетховена, Моцарта, Равеля.

Когда минут через пятнадцать Эбби и Марино присоединились ко мне, на их лицах было глуповатое выражение людей, достигших перемирия после ссоры из-за пустяков.

— Ух, мы поговорили, — сказала Эбби, когда я выключила стерео. — Я постаралась объяснить ему, как могла, и — мы начали достигать уровня взаимопонимания.

Я была в восторге, услышав это.

— Можешь рассчитывать на нас двоих, — сказал Марино. — Вот чертовщина, оказывается, Эбби в настоящий момент не репортер!

Это замечание, я бы сказала, слегка покоробило ее, но они были готовы сотрудничать — чудо из чудес!

— К тому времени, когда книга выйдет в свет, с этим делом, видимо, будет покончено. Вот что главное — с ним будет покончено. Оно тянется почти три года, убиты десять подростков. Если прибавить Джилл и Элизабет, получится двенадцать.

Он покачал головой, взгляд сделался сосредоточенным.