– Толкуй, – охотно согласился Мишель, все еще ломавший голову над неразрешимой проблемой – как теперь поступить с пленником. – Откуда ты знал, что он захочет с нами поговорить?

– Логика! – важно заявил обер-лейтенант, наставительно воздев кверху указательный палец.

– Это та, которая железная?.. – понятливо уточнил нормандец, вспомнив о давней беседе и стараниях Гунтера растолковать рыцарю начатки хитрого греческого умения выстраивать цепочку последовательных размышлений.

Бывшего императора устроили сообразно его сану – в отдельной комнатушке с зарешеченным окнами с видом на пресловутый внутренний дворик в темной зелени подстриженных лавровых кустов. После долгого морского путешествия кипрский деспот выглядел несколько осунувшимся и постаревшим, но еще вполне бодрым. Вопреки обыкновению, он не стал заходить издалека, интересуясь здоровьем и благополучием собеседников, сразу перейдя к волновавшей его теме:

– Кирие Михаил, кирие Гунтер, как я понимаю, власть в Империи опять переменилась, и мой драгоценный братец Андроник приказали долго жить? Может бедный узник осведомиться, как это прискорбное событие скажется на его судьбе?

– Н-ну… э-э… – красноречиво высказался Мишель, вопросительно зыркнув в сторону германца.

– Может-может, – уверил киприота фон Райхерт. – Мы с мессиром де Фармером тут как раз над этим размышляли. Будем весьма познавательно сравнить ход наших мыслей, мессир Исаак.

Физиономия неудавшегося базилевса выразила глубокое внимание и глубочайшую заинтересованность. Откашлявшись – то ли для солидности, то ли от подлинного волнения – он вполголоса произнес:

– Поговаривают, новая базилисса весьма любезна к франкам, но крута на расправу… Кто может знать, чего ожидать от женщины, недавно пришедшей к владычеству? Мой царственный брат Андроник, конечно, тоже не отличался мягкостью нрава, но с ним порой можно было договориться… путем некоторых уступок. Он мог бушевать и швыряться молниями, аки языческий Юпитер, но в конце концов следовал доводам разума… С этой же новой правительницей…

– Знакомый черт лучше незнакомого, – сострил барон Мелвих. Киприот понятливо хмыкнул и кивнул:

– Что-то в этом роде и я имел в виду. Я мог бы побиться о заклад, что сумею убедить Андроника в своей безвредности или даже полезности, но базилисса с решительным нравом…

– Короче говоря, вам совершенно не хочется навещать Палатий, – подвел итог германец, и, выкроив на лице задумчивость, добавил: – А хочется вам, кирие Исаак, тихой мышкой шмыгнуть куда-нибудь и там затаиться. Однако не будем забывать, что на нас возложено поручение короля… Как верные рыцари своего сюзерена, мы не в силах отвести глаза в сторону, а потом оправдываться, что, мол, вы перекинулись струйкой тумана и утекли в окно.

Серебряная цепь на запястьях Комнина мелодично звякнула, когда сидевший за низким столиком человек подался вперед, ближе к собеседникам.

– Тысяча безантов, – почти беззвучно предложил бывший повелитель Кипра. – Обоим. Все, что нужно сделать – отправить весточку нужному человеку, проживающему в Столице. Никто ничего не узнает, вас никто ни в чем не заподозрит. Я просто исчезну.

– Две. Каждому, – мгновенно отреагировал германец, с силой пиная под столом возмущенно раскрывшего рот Мишеля. Де Фармер передернулся, но сумел удержать возмущенный язык за зубами.

– То есть всего – четыре тысячи, – без труда подсчитал Комнин и нахмурился, проворчав: – Вот они, слухи о моем якобы богатстве… Не забывайте, молодые люди, покойный базилевс меня ограбил, а ваш король окончательно разорил. Хорошо, пусть будет четыре. Что вас больше устроит – заемное письмо, драгоценности или монеты?

– Монеты, – фыркнул увлекшийся игрой Гунтер, чуть было не добавив часто встречавшуюся в американских детективах фразу «потертые купюры мелкого достоинства». Недоумевающий Мишель переводил взгляд с сотоварища на киприота. – Стало быть, вы цените свою свободу и жизнь в жалкие четыре тысячи безантов?

– Это годовой доход процветающего поместья! – возмутился ромей. Его голос стал вкрадчивым, убеждающим: – Да даже если ваш Крестовый поход увенчается успехом, вам, молодые люди, никогда в жизни не удастся получить во владение такую сумму! Вернувшись домой, вы станете богаты до конца дней своих!

– Мишель, хочешь быть богатым до конца дней своих? – рассеянно поинтересовался фон Райхерт, и, не дожидаясь ответа растерявшегося нормандца, заявил: – Пять тысяч полновесных золотых безантов мне и моему сотоварищу, и ваша свобода близка, как никогда!

Исаак Комнин открыл рот. Закрыл, проглотив невысказанное ругательство. На миг его лицо исказило нервным тиком – грек явно подсчитывал имеющиеся сбережения, решая, достанет ли их для подкупа двух непомерно жадных франков.