Тут я поневоле посмотрел на то, что лежало рядом, на столе, причём это нечто не имело никакого отношения к оружию. Простейшая подзорная труба, она же «труба Галилея», состоящая из положительной собирающей линзы и отрицательной рассеивающей, они же объектив и окуляр. Не вариант Кеплера, упаси боги от такого изврата, поскольку в этом случае изображение получилось бы перевёрнутым, что есть неудобно и нелепо. Дошли, наконец, руки и до этого очень полезного девайса.

Что потребовалось? Для начала как следует поднапрячь мозги — благо они присутствовали — и вспомнить предмет под названием физика, то есть сами основные оптические принципы. Затем как следует поразмыслить насчёт используемых материалов. Два варианта: хрусталь и качественное оптическое стекло. Первый — это быстрее и для штучных вариантов оптики, в серию подобное пускать и дорого, и сложно. Стекло… сначала требовалось как следует отладить процесс варки, натаскать мастеров-стеклодувов, да к тому же однозначно будет огромное число пробных бракованных партий.

Отсюда и «соломоново решение». Выточенные из собственно хрусталя линзы для первых подзорных труб и начало работы по варке подходящего стекла. Как ни крути, а обеспечить какой никакой, но оптикой высший командный состав требовалось как можно скорее, я это на своей шкуре понял, у Реджо-Эмилии, когда крайне сложно было разглядеть в деталях происходящее на поле боя. А уж чуть позже, когда стекольщики доведут до ума общую теорию, ими полученную… вот тогда подзорные трубы станут не редкостью, а стандартом для всего командного состава и особенно для моряков.

Пока же… экзотика, но вызывающая крайний интерес любого, кто сталкивался с первыми прототипами. Вон, та же Бьянка, которой я недавно показал первый действительно рабочий, качественный экземпляр, смотрит и нарадоваться не может. Лукреция тоже… Для меня четырёхкратное увеличение не есть что-то особенное, да к тому же изображение «плывёт», мутноватое и размытое по краям. Но это для меня, человека из иного времени, здесь же иной расклад. А экземпляров, пригодных для использования, уже с десяток скоро будет.

— А вот и твой отец, Чезаре.

Бьянка всегда была глазастой, этого у неё не отнять, а и вообще, окончательно прекратив страдать фигнёй по поводу скрытия своей сути, рванула вверх. В том плане, что и уверенности прибавилось и… привлекательности тоже. Хотя с её то предпочтениями… Впрочем, наверняка и девицам не шибко тяжелого поведения есть дело до красоты.

Тем временем Родриго Борджиа, сопровождаемый парочкой каталонцев, подошёл достаточно близко, чтобы видеть его абсолютно чётко. Выражение лица… довольное, он даже не пытался это скрывать, что было более чем хорошим знаком. Да и у меня найдётся чем его порадовать. Не только и не столько подзорной трубой, которую он, к слову сказать, пока что не видел, хотя и слышал о самой природе разрабатываемого устройства. Каталонцы остались стоять в почётном отдалении, а вот сам понтифик сперва подошёл к Лукреции, которая до последнего момента изображала чрезвычайную увлечённость чтением и полное отрешение от мира. Именно изображала, стремясь показать, какая она вся из себя усердная и трудолюбивая. Удалось ли ей обмануть отца? Вряд ли, зато произвести впечатление точно. Затем разговор о разных мелочах жизни, в который я особенно даже не вслушивался, считая лишним лезть в то, что касается их двоих. А вот тот факт, что глава семейства Борджиа уже и не пытался вежливо выпроводить Лукрецию, направившись к нам — это хороший показатель. Чего? Меняющегося к ней отношения. Он ведь отлично понимал — юная девица непременно станет подслушивать, иначе и быть не может. Знал, но ничего не предпринял, то есть по факту одобрил или на крайний случай смирился со стремительным взрослением дочери.

— А у меня для тебя подарок, отец, — с ходу озадачил я Родриго Борджиа, протягивая ему ту самую подзорную трубу. — Помнится, я говорил тебе об устройстве, которое поможет даже не исправить плохое зрение у слабовидящего, а улучшить оное у совершенно здорового. На поле боя эта штука будет чрезвычайно полезна, сам посмотри.

— Давай сюда очередное своё изобретение, — улыбнулся понтифик, беря в руки подзорку. — Так это значит… Ага, сюда смотреть надо!

Понравилось, тут и гадать нечего. Смотря на мир, который теперь приближал доселе располагавшееся слишком далеко для человеческого взора, Родриго Борджиа от души улыбался. Хоть он и был не слишком близок к пониманию чисто военных тонкостей, но ум то имелся, а данного фактора было более чем достаточно для оценки полезности сего устройства.

— Отличное устройство! — похвалил подарок Александр VI, временно откладывая оный в сторону. — Думаю, это только начало?

— Увы, но пока достаточно большое количество создать не получится. Нужны опыты со стеклом, ведь хрусталя на все подзорные трубы не напасёшься, да и обрабатывать каждую линзу приходится ювелирам. Долго, дорого, неудобно. Но ничего, с этим со временем справимся. А теперь ты меня обрадуй.

— Чем же я тебя обрадую, Чезаре?

Угу, прямо так сейчас взял и поверил, что нечем, хитрец ты старый и многоопытный! Сидишь, изображая уставшего от мирских и духовных забот человека, только глаза ни разу не соответствуют.

— Итогами переговоров, конечно.

— Ах вот ты о чём… Они закончились, да, — благостно возвёл глаза к нему старший из Борджиа. — Дож Агостино Барбариго оказался достаточно мудрым человеком, понимающим, что французы в Неаполе — это проблема всей Италии. Правда он опасается нашего, как он полагает, чрезмерного усиления, но когда я указал ему на другую, более важную для Венеции угрозу, ему не нашлось что возразить.

— Значит, отношения республики с султаном Баязидом II уже достаточно обострились. Это хорошо!

Действительно хорошо, с какой стороны ни посмотри. Ведь пару лет назад была перехвачена переписка венецианского посла в Османской империи, а там содержалось много чего интересного и угрожающего интересам турок. Посла, естественно, выпнули под зад коленом — и это ещё сильно повезло, потому как турки и хоть какие-то правила приличия сочетаются крайне редко — после чего началась де-факто холодная война, имеющая перспективы в ближайшие годы перерасти в войну полноценную. Я смутно помнил, что в известной мне истории так и случилось и точно в этом веке. Но вот когда именно? Увы, память — она не есть нечто безупречное, тем паче историком по образованию я не являлся. Так, общая начитанность и любовь к векам минувшим, не более того.

Но и не менее! Именно поэтому, глядя на ситуацию в целом, я убеждался — войне Османской империи и республики Венеция быть. Уже начались захваты судов друг друга, накапливание военной силы и постройка новых кораблей. А флот что у турок, что у венецианцев был очень мощный, пожалуй, мощнее прочих игроков этого региона. Вместе с тем не флотом единым, да и рассчитывать исключительно на собственные возможности можно, но лучше и о союзниках позаботиться.

Забавно, мы волей-неволей, но уже приложили руки к созданию предпосылок для этой войны. Ладно, не совсем предпосылок, скорее уж облегчению политического расклада, причём для тех, кому лично я помогать точно не стремился. Брат Баязида II, Джем, которого мы сменяли на османских пленников. Теперь, с его смертью, турецкий султан получил по сути возможность не беспокоиться, оглядываясь во время войны на собственные владения, готовые переметнуться на сторону Джема Гиас-ад-Дина. Плакать по сему поводу я точно не собирался, но вот учитывать сие печальное обстоятельство стоило.