Жора сел на корточки и вновь выглянул из-за колонны. Журбина он по-прежнему не видел.

— Право мести. Только оно у меня и осталось. Даже вам его у меня не забрать.

Мясоедову показалось, что он увидел, как шевельнулся еле различимый темный силуэт.

— У Шнейдер, конечно, детей нет и мужа тоже. Так что, по вашей логике, это право перешло к ее родителям.

Журбин не стал ничего отвечать.

— А дочь Баженова? Теперь она тоже должна мстить? А ведь она хорошо к вам относилась.

Журбин долго не отвечал. Жора размышлял над тем, стоит ли попытаться преодолеть шесть метров, отделяющих его от следующей колонны. Тогда до укрытия, за которым прячется Журбин, останется всего двенадцать метров.

— Вы спрашиваете, чем я отличаюсь от Белоусова, — голос Журбина звучал устало, — я вам отвечу. Я смог остановиться. Я ведь тоже просил его остановиться, но он не захотел. Это он убил моего ребенка. А я его сына убивать не стал. Я ведь именно для этого и хотел с Белоусовым встретиться, чтобы сказать ему, что его ребенок мертв. Так же как и мой. Но потом я понял. Понял, что не смогу, что это уже за гранью. И поехал домой. А уже вечером узнал, что Белоусова кто-то застрелил.

— Ваше счастье, что мы мальчишку вовремя нашли.

— Нашли? — Журбин хрипло рассмеялся. — Кого вы нашли? Сигнал включенного мобильника? А кто его включил, вы подумали?

— Поэтому вы стояли на парковке? Вы хотели видеть, как заберут ребенка?

— Заметили, значит. Странно, я думал, всем будет не до этого. Хорошо работаете.

— Стараемся. Кстати, а как вы сняли подвал? Кто эта женщина, которая приходила к Баженову?

— Не важно. — Журбин немного помедлил с ответом. — Она ничего не знала. Я дал ей денег и попросил договориться с Баженовым. У нее получилось.

— Пусть так, — не стал спорить Жора. — Игорь, то, что вы ребенка отпустили, это хорошо. В любом случае это будет отражено в деле, можете мне поверить. Уверен, и суд все учтет.

— Да уж, наши суды умеют учитывать.

— Игорь, если у вас хватило сил остановиться и больше не мстить, то надо остановиться и сейчас. Даже если вы уйдете от меня сегодня, то сколько вы так пробегаете? Какой в этом смысл?

— Вы правы, Георгий. Я себе каждое утро задаю этот вопрос: какой в этом смысл? Какой смысл был в этом утре, в этом дне? Во всем, что вокруг меня происходит? И знаете, что я вам скажу? Его нет! Нет никакого смысла. — Интонация Журбина вдруг переменилась: — Скажите, если человеку выстрелить прямо в сердце, он сразу умирает?

— Не знаю, не пробовал, — буркнул Жора, — а кому вы там в сердце собрались стрелять? Может, хватит уже?

— Вы правы. Хватит.