Журбин выглянул в гостиную, чтобы понять, о чем говорит полковник.

— Ах, это. Знаете, случайно началось. Лет восемь назад, если не больше, подарили мне на день рождения сразу два письменных набора. И в каждом, представляете, песочные часы были. Потом буквально через неделю поехали в Таиланд в отпуск, и оттуда привезли еще одни. С морским песком. Ну и пошло-поехало.

— Забавные вещицы. — Реваев одни за другими перевернул сразу несколько экземпляров коллекции и теперь наблюдал, как песчинки неслышными потоками проскакивают через узкую горловину и падают вниз. — Глядя на них, понимаешь, как уходит время.

— Только здесь если в одной половине убывает, то в другой прибавляется. Можно перевернуть опять и начать все заново. В жизни не так.

— Иногда и жизнь можно начать заново, — тихо возразил Реваев, — хотя, конечно, молодым вновь, увы, не станешь.

Журбин поставил поднос с чашками на стол.

— Так что вас привело ко мне, господин полковник?

— «Господин полковник» — нечасто услышишь подобное обращение, — улыбнулся Реваев, усаживаясь за стол, — честное слово, приятно. Я понимаю, Игорь Иванович, вы не очень рады видеть сотрудников следственных органов после всего, что произошло за последнее время, но тем не менее я посчитал нужным приехать к вам. Я думаю, вы догадывались, некоторое время вас подозревали в причастности к ряду преступлений, связанных с вашим последним местом работы. Так вот, могу вам сообщить, что в настоящее время нами установлены лица, которые на самом деле организовали и осуществили эти преступления. Мы пока не совсем разобрались, но уже точно знаем, кто именно причастен к убийству Ольги Никитиной и вашего бывшего работодателя Белоусова.

— Удивили. — Рука Журбина дрогнула, и он чуть было не разлил кофе. — И кто же это?

— Мы имеем все основания предполагать, что оба убийства осуществил начальник службы безопасности Белоусова Гуревич, ну а организатором этих преступлений и еще кое-каких афер был господин Герасимов, которого вы тоже, очевидно, знаете.

— Ох, ничего себе! Пожрали, значит, пауки друг друга.

Было очевидно, что Журбин о погибших нисколько не сожалеет.

— Я знаю, к Никитиной вы симпатий не питали, но все же ее я бы пауком точно не назвал. — Реваев сделал небольшой глоток, кофе был еще слишком горячий. — Судя по всему, она стала догадываться о некоторых махинациях Герасимова и рассказала о своих подозрениях Гуревичу, не подозревая, что тот тоже в них замешан. После этого она была обречена.

— Возможно, вы правы, этого она не заслужила. — Журбин задумчиво смотрел на свое отражение в кофейной чашке, затем так же задумчиво начал размешивать сахар, стирая свое лицо с кофейной глади. — Интересно, что теперь с компанией будет? Баженов один вряд ли потянет.

Реваев переглянулся с Мясоедовым и вздохнул:

— Вы, судя по всему, не в курсе, хотя информация нигде и не афишировалась. Баженов умер. Прямо в следственном изоляторе. Не выдержало сердце.

Журбин угрюмо молчал, продолжая машинально водить ложечкой по кругу.

— Кстати, Баженов перед смертью написал письмо дочери, в котором выражает сожаление, что не заступился за вас перед Белоусовым.

Журбин наконец прекратил терзать уже остывший кофе и положил ложку на стол.

— Вы знали его дочь? — поинтересовался Реваев.