– Нам тут не жить. – Мне, если честно, тоже было немного не по себе – обзора нет, кругом камень да вода. И ощущение, что я сейчас под прицелом, что моя голова и головы моих спутников находятся в перекрестье оптики, приделанной к винтовке. Хотя, может, так оно и было на самом деле.

В какой-то момент этот серый проход из стен кончился, и перед нами открылась широченная и длиннющая набережная со ступенями, сходящими прямо к дощатому причалу. На самой набережной было полно народу, а около причала мы увидели множество самых разных плавсредств – от резиновых лодок вроде наших до вполне серьезных суденышек, напоминающих яхты.

– Кто такие? – недовольно заорал, глядя на нас, крепкий мужичок, обнаженный по пояс, видимо для того, чтобы все увидели его татуировки, которыми был заполнен каждый сантиметр его тела. – К кому, куда, зачем?

– Как много вопросов, – заметила Марика из своей лодки. – Могу тебе еще рассказать, на каком боку я обычно засыпаю.

– Не хотите отвечать – проваливайте, – и не подумал менять модель поведения мужичок. – Двигайтесь прямо и скоро снова попадете к реке. Бывайте!

– Эй! – окликнул его я. – Щур, покажи ему висюльку. Мы тут по личному разрешению владетеля… Как его?

– Рувима, – понял меня Щур и помахал бронзовой безделушкой.

– Понятно, – кивнул мужичок и вытянул руку. – За яхтой, вон той, дальней, синего цвета, которая «Фламинго» называется, будет поворот, по нему и двигайтесь до стены. Там стойте и ждите меня, из лодок не вылезать, с плота тоже не сходить. Ясно?

– Предельно, – кивнул я.

– Тогда давайте, давайте, – замахал он рукой. – Чего застыли? Это не дикие места, это Вавилон, тут надо двигаться быстро!

– Я один себя ощущаю маленьким мальчиком из Тульчина, попавшим в очень большой город? – громко поинтересовался Одессит. – Не знаю, как вам, а мне немножко боязно, немножко стыдно за свою провинциальность, но зато очень интересно, чем это кончится. Правда, для маленьких мальчиков из Тульчина в больших городах все кончается, как правило, не очень хорошо, но иногда они ухватывают удачу за усы.

– А как «не очень хорошо»? – спросила у него Фрэн.

– Ну, сначала их лишают девственности, потом – тех денег, что у них есть, потом они становятся директорами фирм и в результате отвечают за то, что с этими фирмами делали дяди, которых эти мальчики никогда даже не видели, – охотно ответил ей Одессит. – Срок ответа обычно составляет от трех до шести лет общего режима. Потом они возвращаются в Тульчин, женятся и с печалью смотрят на то, как их взрослеющие дети собираются покорять большие города.

– Никогда бы не подумала, что такое скажу, но его болтовня как-то даже к месту, – удивленно произнесла Настя.

– Магия большого города, – засмеялся Голд. – Азиз, вон туда. Если не ошибаюсь, это та яхта, про которую нам говорил тот, в партаках.

– В чем? – тут же спросила у него Настя.

– В самом деле? – удивился я. – А мне показалось – просто роспись по телу.

– Да прямо, – фыркнул Ювелир, который слышал наш разговор, расстояние между лодками было не таким уж и большим. – Все верно Голд говорит – воровские у него татуировки, там такой иконостас… Настенька, по телу этого человека можно изучать криминалистику, чего у него там только нет. Кстати, именно по этой причине я сомневаюсь, что он в самом деле тот, за кого себя выдает.

– То есть? – Голд даже привстал, видно, заинтересовался.

– Не хочу орать. – Ювелир повертел головой. – Пристанем – скажу.