– Союзники будут, – ответил Одинцов, – желание Германии доминировать в Европе не нравится ни Лондону, ни Парижу. Только вот качество их дружбы проходит по категории «третий сорт не брак». В грядущей войне они будут стремиться только к достижению своих целей, среди которых не только разгром и унижение Германии, но и всемерное ослабление России.

– Павел Павлович, у меня есть вопрос, – сказал полковник Мартынов, – скажите, что мы будем противопоставлять лозунгу, скажем так, радикальной оппозиции, о том, что «России эта война не нужна»?

– Такие лозунги появляются далеко не сразу, – ответил принц-консорт, – а только после того, как война затягивается и превращается в набившую оскомину рутину, не приносящую ничего, кроме все новых и новых похоронок. Мы ни в коем случае не должны допускать ничего подобного той унылой бойне, которую в нашем прошлом учинил присутствующий здесь уважаемый Николай Александрович…

– Александр Владимирович, вы несколько неправы, – вступилась за своего супруга Лисовая, – основную роль в срыве планов начального периода войны сыграл тогдашний главком Великий князь Николай Николаевич младший, воспринявший союзнический долг как непосредственное подчинение всем капризам и желаниям французского командования…

– А этого Николай Николаевича, – пустозвона и краснобая, на должность главкома кто назначил? – мотнул головой Новиков. – Пушкин, что ли? Первое лицо – император, генсек или президент – всегда ответственно за то, что творится в стране, будь то проигранные сражения или Ленский расстрел…

– Вот именно поэтому, мой дорогой, никаких Николай Николаевичей в Нашем командовании и близко не будет, – кивнула императрица. – Если случится война, главкомом Мы собираемся назначить нашего брата Михаила, к которому испытываем безграничное доверие, а в помощниках у него будешь ты и многие иные генералы из молодых, хорошо зарекомендовавшие себя в ВАШЕЙ Первой Мировой Войне…

– Но, Ольга! – воскликнул Великий князь Михаил. – А как же…

– Что Ольга, Миша?! – вскинула голову императрица. – Я уже двадцать пять лет Ольга, и два с половиной года правлю этой страной как Самодержица Всероссийская. На чью помощь я при этом могу рассчитывать безоговорочно и безоглядно? На своего канцлера и учителя, на своего мужа и защитника, на свою подругу и первую статс-даму, а также на тебя – своего любимого брата. А ты, вместо того чтобы брать на себя ответственность, соответствующую высокому званию Великого князя и Нашего брата, рвешься махать шашкой в первых рядах. Нехорошо получается, брат. Очень нехорошо.

– А ведь в Манчжурии у тебя неплохо получилось, – сказал Новиков. – Никто, кроме тебя, не смог бы с такой легкостью застроить генеральскую камарилью, и в итоге, когда приехал Линевич, ты сдал ему армию если не в полном порядке, то в близком к тому состоянию. А потом под Тюренченом… Ведь это ты подготовил все условия для победы, обуздал дерзких, вразумил глупых и возглавил храбрых. Тот оглушительный успех есть исключительно твоя заслуга.

Михаил посмотрел на Новикова с тоскливым выражением на лице, будто говоря: «И ты тоже, Брут?!», и спросил:

– А как же ты, Александр Владимирович, неужели при всем при этом был совсем ни при чем?

– Я был твоим другом и советчиком, – ответил генерал-майор Новиков, – а еще твоей тяжелой правой рукой; но тот дух, который превращает большие массы вооруженных людей в армию, исходил именно от тебя. Когда мы начнем планировать войну (ведь мы точно знаем, что она неизбежна как приход лета), нам должно быть точно известно, кто будет исполнять все эти планы. Ты не обижайся, Михаил, но должность главкома создана именно для тебя, а я, как и в Манчжурии, опять буду твоей правой рукой. А конной армией, если позволит матушка-императрица, пусть командует генерал Келлер Второй[1].

– Матушка-императрица позволит, – кивнула Ольга. – Федор Артурович – мало того что очень хороший командир без всяких признаков гнильцы, еще и очень нравится моей маман. Если я окажу ему доверие, то буду иметь с ее стороны всяческое благоволение. Не то что в случае с вашими так называемыми «красными» выдвиженцами, из которых только есаул Миронов имеет нормальный офицерский чин. Уж сколько я от нее наслушалась насчет того, что мы тянем наверх людей, в другом мире изменивших присяге и государю…

– Действительно, Ольга, – сказал вдруг очнувшийся от ступора экс-император, – если была гражданская война, то прославленные командиры должны быть как со стороны якобинцев, так и у монархистов.

Канцлер Одинцов пожал плечами.

– Ну что мы можем поделать, если гражданская война шла не между якобинцами и монархистами, а между якобинцами и жирондистами, – сказал он. – Деятельность вашего бывшего величества так надежно отвратила людей от монархической идеи, что верны ей остались только такие упрямцы как Федор Артурович Келлер. К тому же «герои» той войны с белой стороны в плане военного таланта не представляют из себя ничего особенного, а к таким персонажам, как Краснов и Шкуро, пошедшим в услужение к Гитлеру, хочется прикасаться только раскаленным железом. К тому же, в отличие от генерала Келлера, большинство из них, находясь в генеральских чинах, изменили присяге и государю с не меньшей прытью, чем отъявленные революционеры, как, например подчиненный и преемник графа Келлера генерал Крымов.

– Ты, Ники, не обижайся, – сказала императрица опечалившемуся брату, – здесь, в узком кругу, среди своих, каждый скажет тебе в глаза правду. Они и мне говорят все что думают, если я вдруг сморожу какую-нибудь глупость. И я не обижаюсь. Если мы перестанем говорить друг другу правду, то в этом дворце снова поселятся интриги, обман и измена. Ты знаешь, сколько людей в твоем окружении говорили тебе то, что ты хотел от них слышать, и в то же время, если не точили нож, чтобы воткнуть тебе его в спину, то действовали исключительно в своих личных интересах, а не в интересах нашей семьи и Государства Российского? Но такая откровенность у нас только в узком кругу, а за его пределы о тебе не просачивается ни полслова. На каждый роток, конечно, не накинешь платок, накуролесил ты немало, но специально тебя при этом никто не топит.

– Да, – сказал экс-император, – я это понимаю и благодарен тебе за то, что мне не вспоминают былое и благодаря этому моим девочкам не приходится расти в атмосфере травли. Но все же очень неприятно осознавать, что среди собравшихся здесь людей дела, верно служащих России и твоему престолу, я один являюсь чистой воды балластом, не годным ни на что, кроме как играть роль Великого князя Финляндского…

– Это тоже весьма важная роль, – сказала Ольга. – Благодаря твоему спокойному выдержанному поведению нам удалось организовать вполне цивилизованную передачу власти и свести смуту, вызванную мятежом Владимировичей, к самому минимуму. А это, как говорил один политический персонаж в будущем, дорогого стоит. Но хватит об этом. Мы собрались здесь, чтобы с полной откровенностью поговорить о грядущей Великой войне и о том, что мы должны сделать, чтобы воспользоваться ситуацией и свести ее негативные последствия к минимуму.

– В первую очередь, прежде чем обсуждать все остальное, необходимо решить вопрос союзников, – сказал Канцлер Империи. – Совершенно очевидно, что в настоящий момент французы собираются вести войну с Германией на суше, а англичане на море, и это две настолько разные войны, что они совершенно не требуют координации между собой. И если Франция рассчитывает на то, что Россия свяжет боем значительную часть германской армии, англичане нас гордо игнорируют, потому что наш Балтийский Флот сможет оттянуть на себя германские корабли только в самой минимальной степени. Правда, после того как в строй вступят четыре наших новых линкора, соотношение сил изменится, но с точки зрения британского адмиралтейства этого будет недостаточно. Исходя из этого, Франция желает возобновить между нами те отношения, которые имелись до русско-японской войны, причем на любых условиях, а вот англичане хотят обвесить союзное соглашение разными финтифлюшками, вроде признания нами их зон влияния в Персии и Афганистане.