– Точно, – донесся довольный голос Гроуса. – Здесь еще есть гостиницы, не то что в Бретани.

– Страшное место эта Бретань, – добавил сержант. – Я ведь тоже там воевал, и это такое место, где не найдешь ни ночлега под крышей, ни вина.

Проехав во двор мимо гниющих на земле останков деревянных ворот, беглецы спешились и направились к таверне. Сержант громко постучал кулаком в дверь, над которой висел пучок остролиста для защиты от молний и злых сил, и на шум открылось маленькое окошко. Но хозяин не спешил отпирать дверь, и лишь после угроз Гроуса ее сломать и обещания Альберта заплатить им открыли, порядочно повозившись. Радости от прибытия постояльцев на сером лице хозяина, квадратном из-за широких скул, не возникло, он что-то недовольно гудел переломанным носом, однако же не пытался оставить незваных гостей без крова и пищи. Кровь на доспехах усилила задавленный страх в его глазах.

Как и ожидалось, внутри было очень грязно, темно и холодно. Пахло горелым маслом, топленым салом и еще чем-то неприятным, а тусклый свет шел только от камина, где догорало несколько тощих дровишек. Торцом к огню на козлах лежала широкая столешница из досок, сбитых ржавыми скобами, а по бокам вытянулись две лавки. У стены рядом с дверкой на кухню стоял грубо сколоченный буфет, для прочности окованный тонкими железными полосками, и в нем рядком стояли глиняные кружки. Таверна была почти пуста, лишь за маленьким столом в углу уткнулся лицом в столешницу монах какого-то нищенствующего ордена. Перед ним стояла пустая фляга, а к стене был прислонен посох с крестом. Выцветшая ряса его была настолько истрепана и истончена, будто сшита из паруса Летучего Голландца.

– Комнату для господина! – первым делом сказал Уильям, а сержант сразу уселся за стол и выразительно стукнул кулаком.

– Наверху можете выбрать любую, которая понравится рыцарям, – уныло сказал хозяин и отправился на кухню.

Смотреть комнаты поднялся Уильям, несмотря на усталость не бросивший обязанностей оруженосца. Альберт же, не ожидая от осмотра ничего хорошего, устало уселся за стол напротив сержанта и, сдерживая озноб, принялся незаметно изучать своего попутчика. К Томасу он инстинктивно относился настороженно, а сейчас, в положении беглеца, от сержанта можно было ожидать всякого. Похоже, что Томас был из той породы людей, которые сразу чувствуют в вожаке малейшую неуверенность.

Хозяин поставил вино, за стол подсели Уильям с Гроусом, а в комнате запахло наконец жареным мясом.

– Сейчас бы лондонского эля… – заметил сержант, наливая из кувшина в кубок красное вино.

– Лондонского? Хорошо бы, – поддержал Уильям. – Да только стоит он на пять шиллингов за бочку дороже кентского. Впрочем, здесь ни того, ни другого не найдешь ни за какие деньги…

– Ты где-нибудь здесь платил деньги? – расхохотался сержант.

Уильяму не понравился этот хохот, и он нахмурился. Альберт тоже почувствовал в этом смехе поспевающий вызов и желание померяться силой. Когда все начинает идти не так, как задумано, эти люди, сильные характером, но обделенные властью по праву рождения, начинают поднимать голову. Но в сущности, Альберт слишком мало знал об этом мире, чтобы делать корректные выводы из поведения малознакомых людей. Попытка понять другого, поставив себя на его место, обречена, если этот другой сильно отличается от тебя и рос совсем в других условиях.

На столе появилось блюдо с двумя жареными курицами и глиняные тарелки. Сержант вооружился кинжалом, который прежде висел в ножнах у него на шее, и выжидательно уставился на Альберта. Уильям привстал, разрезал одну из куриц на две части и положил Альберту в тарелку одну половину. Гроус и сержант разделили между собой вторую курицу. Ели руками. Впрочем, и в той жизни Альберт всегда ел курицу руками.

Раздался храп монаха.

– Что это за чучело? – подозрительно спросил сержант у стоявшего за их спинами хозяина, кивнув в сторону монаха.

– Собирал милостыню в чужих угодьях, вот его монахи-кармелиты и побили. Это их вотчина, чужаков гоняют.

– Однако на вино он насобирал…

– Это я ему подал. Все-таки божий человек. Меня за это Бог от злых людей защитит, – тут трактирщик попытался изобразить жалостливый вид.

А божий человек тем временем поднял опухшее от пьянства и побоев лицо и мутно уставился на рыцарей. Под заплывшими веками мелькнула хитрая радость, он попытался было что-то сказать, но язык не послушался его, и монах снова уронил голову на сложенные перед собой руки.

– Так куда же мы направляемся? – Альберт отвел взгляд от монаха и озвучил давно висевший в воздухе вопрос.