— О каких сапогах, вы говорите, товарищи? — вмешалась в разговор Ордынцева.

— Это мы так, о своем, Ну, и как вам нравится, товарищ Ордынцева, наша коммуна?

— Многое нравится, однако, не все, товарищ Телегин. Мне кажется, что у вас еще мало политпросвета.

— А это что? Не политпросвет? — удивился коммунар, указывая на портрет заросших основоположников и слегка обросших последователей. — Товарищи смотрят и проникаются.

— А почему за обедом вы даже не упомянули о положении на фронтах гражданской войны и международном положении?

Товарищ (Телегин) Бебель сразу не нашелся, что ответить. Однако, подумал и пообещал:

— Мы учтем вашу самокритику, товарищ Ордынцева и впредь завсегда.

— Где мне можно переночевать? — прервал я неприятный для коммунара разговор.

— Везде, где твоя душа пожелает, товарищ Алексей. Где нравится, там и лягай. Вот, можешь вместе с товарищ Ордынцевой устроиться в гостевой комнате. Ты, товарищ Ордынцева, не против?

— Нет, конечно, — удивленно ответила она. — Раз товарищ член революционной партии, то чего же я буду против? Мы заодно можем дискутировать о политических платформах.

— Вот и хорошо, — обрадовался товарищ Август, — тогда товарищ Ордынцева тебя и проводит, а мне еще нужно готовить идейную политработу на завтрева.

Не успел я еще раз напомнить ему про сапоги Порогова, которыми почему-то заинтересовался малорослый комбинатор, как коммунар с озабоченным видом оставил нас. Ордынцева строго взглянула на меня и пригласила следовать за собой. Мне стало любопытно, что представляет собой пламенная революционерка в неформальной обстановке, и я пошел за ней следом.

«Гостевая комната» помещалась в маленькой комнатушке, бывшей ризнице. Мы вошли, и там сразу же стало тесно, Как и все остальные помещения в коммуне, ризница была обставлена самодельной мебелью. В углу притулился колченогий столик, сделанный из полуметровой иконы и разной толщины ножек. На нем стоял заплывший воском огарок свечи. Остальную часть комнатки занимал широкий топчан, застланный соломой.

— Вот здесь я и ночую, — сообщила Ордынцева.

Топчан был один, и я, честно говоря, удивился, что она согласилась приютить меня на ночь. В комнатушке оказалось не холодно и товарищ Ордынцева сняла с себя комиссарскую кожанку и кумачовую косынку, после чего осталась в мужской красноармейской форме.

— Устраивайся, товарищ Алексей, — сказала она будничным, даже домашним голосом, — мне нужно выспаться. Завтра у меня тяжелый день.

— Отвернись, товарищ Ордынцева, — попросил я, — мне нужно переодеться.

— Это еще зачем? — искренне удивилась она. — Откуда у тебя, товарищ, такая мелкобуржуазная стеснительность?

— Ну, мы, все-таки, особы разного пола.

— Мы в первую очередь товарищи по классовой борьбе, а уже потом мужчины и женщины! Или ты думаешь по-другому?