Старик, казалось, понимающе улыбнулся, и я рассмотрел ряд ровных белых зубов. Снова пришло время удивляться. На вид ему можно было дать не меньше семидесяти пяти — восьмидесяти лет. Таким его делали морщинистая жёлтая кожа и растрёпанные седые волосы. «Может, у него вставные зубы? Нет, не похоже», — подумал я и, стараясь не упустить тонкую ниточку налаживающихся отношений, спросил:
— А мы раньше не встречались?
— Не доводилось, — почему-то усмехнулся старик.
— А как вас называть? Моё имя вы знаете, а я ваше — нет.
— Называй меня Апполинарием. Можно просто Поль, — ответил старик.
— А отчество?
— Эрастович.
— Какое интересное у вас имя! — воскликнул я. — Девятнадцатым веком потянуло…
— Древностью, — вздохнув, согласился он.
— А вообще-то мне больше исторические книги нравятся, — будто извиняясь, произнёс я, продолжая разговор и удивляясь, что вспомнил об этом. — Но их тут не дают.
— Увлекаешься историей? — по-доброму спросил сосед. Я кивнул. Глаза старика потеплели:
— Это хорошо. Человек должен знать, кто он и откуда.
— Зачем?
— Чтобы знать, для чего он живёт на этом свете. Прерывание нити времён ведёт к забвению истоков своих, — вздохнул старик, — а значит, к непониманию собственной сущности и незнанию своей роли на Земле. К ошибкам в принятии решений.
— История мне интересна, — отложив книгу, я был рад продолжению беседы с умным человеком и возвращающейся понемногу памяти. Странное чувство овладевало мной, когда я смотрел в эти ничуть не состарившиеся серо-голубые глаза. Будто кто-то управлял мною, освобождая память от тяжёлого груза забвения, подталкивая и подсказывая, какие слова нужно произносить:
— История — это наука. Но много в ней тёмных пятен. А мне нравится анализировать и иногда приходить к удивительным выводам. Правда, они не всегда совпадают с общепринятой точкой зрения.
— И какие же это выводы, например? — старик, полулёжа, поудобнее разместился на кровати, подложив под спину подушку, и стал с интересом разглядывать меня.
— А вы смеяться не будете? — почему-то застеснялся я.
— Андрей, за свою долгую жизнь мне пришлось побывать во многих местах на Земле и кое-что увидеть. Поверь, — старик снова вздохнул. — А наукой история стала совсем недавно — в веке семнадцатом. Думаю, что я смогу правильно оценить твои аналитические старания, юноша. Обещаю — смеяться не буду.
Я тоже сел на кровати, с благодарностью посмотрел на приготовившегося слушать соседа и уверенно начал: