Он почти привык к дребезжанию ее голоса в горловой накладке и даже начал благосклонно относиться к ее внешности, в том числе и к плотно покрытой голове. Вообще–то она была хорошенькой девушкой – с правильными чертами лица, с красивыми, благородными губами. С чем Том никак не мог примириться, так это с ее постоянной манерой важничать и напоминать о своем превосходстве. Вот и теперь на вопрос Тома о том, не могут ли настоящие доктора лечить Уайта, она с возмущением ответила:
– Я сама вполне квалифицированный…
– Так ты строительный инженер, а вдобавок еще и практикующий врач?
– Совершенно верно.
– В нашем же сравнительно примитивном веке учеба и медицинская практика настолько сложны, что человек не располагает временем, чтобы заниматься еще чем–то другим. Конечно, я понимаю, у тебя самый высший интеллект…
– Но дело не только во мне, Тхомас. Наши штатные врачи все до одного занимаются еще каким–то другим родом деятельности. Доктор Холмм, молодой человек, которого ты видел, конструирует также машины для приготовления пищи, а, кроме того, является помощником дирижера нашего оркестра легкой музыки.
– Чем объяснить, что вы так много умеете?
– Человеческий мозг способен на большие достижения, если его использовать на полную мощность. В силу того, что все наше развитие, или обучение, как называете вы, осуществляется в зачаточном состоянии и раннем детстве, у нас освобождается большое количество времени для овладения многими профессиональными навыками.
Том молчал. В первый раз ее обычно горделивый взгляд немного смягчился.
– Мои вчерашние высказывания рассердили тебя, да, Тхомас?
– Рассердили меня? Ничуть.
– Скажи честно, Тхомас. Наверное, я была слишком резка. Теперь, когда мне понятны недостатки твоего умственного развития…
– Спасибо!
– Пожалуйста, не сердись. Я не хотела тебя обидеть…
Она выглядела беспомощной. Все–таки у нее есть чувства!
Ее голос стал тише:
– Прежде чем разозлиться, Тхомас, подумай. Несмотря на все совершенства наших людей, мы не нашли способ остановить вымирание человеческого рода.
И она посмотрела на него с такой болью в глазах, что его враждебность сразу исчезла.
Мэри снова повернулась к экрану.
– Как долго твой брат и говорящий ящик будут отсутствовать?