— А это Светик, которая стыдится спеть, — Никита подвел гостя к сидящей девушке, довольно миловидной, но несколько перегибавшей по части принимаемых ею томных поз, более уместных где-нибудь в будуаре светской львицы, нежели при банальном распитии пива у близлежащего водоема.

— Дамы могут не вставать? — спросила она, поднимая взгляд на Алтынова. У того на языке завертелась неприличная шутка, но он вовремя ее проглотил и ответил достойно:

— Если джентльменам будет позволено сесть.

— Будет позволено, дайте срок! — пообещала Светик и ловко приняла очередную позу.

— Кстати, тебе совсем не обязательно запоминать родные имена этих двух симпатяг, — сказал Никита Алтынову, когда они уселись на траву.

— Почему так?

— Потому что по именам их зовут только члены семьи, по имени-отчеству — только подчиненные или совсем чужие люди, а все остальные знают их как Швеллера, — он мотнул головой в сторону толстого атлета, — и Женьшеня.

— Валяй, нам так привычнее, — сказал Евгений (то есть Женьшень) вполне дружелюбно, так что Алтынов усомнился: а может, тот вовсе и не имел злого умысла, пуская в ход свою клешню?

— Только ты в другой раз, пожалуйста, здоровайся со мной одним пальцем, — попросил он. — Максимум двумя. Я не обижусь.

Никита и Швеллер понимающе хмыкнули.

— Не бери в голову. Это он от избытка чувств, — сказал Никита. — Больше не будет.

В этот момент Светик, которую, видимо, утомила затянувшаяся процедура знакомства, вдруг перестала стыдиться и во весь голос подхватила доносившуюся из машины песню.

— Ура! — закричали поклонники ее таланта. — Отныне соловьям здесь делать нечего — вакансия занята. Пьем за Светку, господа! За победу над стыдливостью!

— Чего у меня не отнимешь, так это отсутствие слуха, — с неожиданной запальчивостью сказала Светик.

— Отсутствие вообще очень трудно отнять, — дипломатично согласился Алтынов.

Они открыли по банке пива, и тут уж гость оказался на высоте: свою банку он выпил залпом, ни разу не переведя дух.

— Да ты, братец, не с бодуна ли будешь? — со снисходительным участием поинтересовался Швеллер.

— Прямиком оттуда. Вчера опять не рассчитал силы.

— Это правильно, это надо, — Швеллер одобрительно покачал верхней часть туловища (движения отдельно головой ему удавались плохо). — Настоящие люди пьют для души, а не для организма. Если у тебя, скажем, душа богатырская, а организм того, дохловат, пусть он и страдает, а душа все равно должна принять свою норму. А иначе зачем вообще пить?

— Хуже то, что я не просто перебрал, а еще и посеял где-то в этих местах свою сумку. Сейчас вот ищу.