Виновны в этом были Сыч и его банда. Трупы ублюдков уже сглодали и растащили крысы, но их чёрное дело, посеявшее ужас среди уцелевших, оставило тяжёлую память. Как-то, само собой, заглох и без того редкий праздник Мены — да и обмениваться им было нечем. Сказалось и постоянное бормотание монаха, исподволь вербующего своих сторонников. Теперь они решили присвоить себе наименование Братьев Креста — и я только насупился, услышав об очередном коварстве Святоши. Сова был не так уж и не прав, когда хотел покончить с этим предателем — сразу, после того, как мы освободили долину от уголовников. И, кажется, что был прав и Сыч — я помнил его предупреждение, насчет этого человека… Страшен был главарь бандитов, с его беспредельщиками, и страшен был я, поднявший многих на беспощадную бойню… Посёлок растерялся, разом утратив едва-едва зародившееся спокойствие и хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне.

Стопарь пришёл не один. Рядом с ним стоял Чер, помогавший кузнецу нести поклажу, а также две женщины, участвовавшие вместе с нами в битве у скал — их намерения были мне ясны. Мы с Элиной переглянулись. Ната, ещё очень слабая, почти не вставала с постели, и Лина лишь изредка покидала её, большую часть времени, охраняя покой подруги. Вот и сейчас она вышла из шалаша, услышав голос Стопаря. Салли, в свою очередь, решила пояснить им правила нашего совместного проживания:

— Вы ведь знать, какой здесь есть правило? Это хорошо… Никто не говорить нет, чтобы вы есть остаться в форт, так жить хорошо. Но надо всегда слушать Дар!

— Мы знаем, — женщины не собирались оспаривать ее слова. — Потому и пришли. Пусть командует Дар.

Чер тоже кивнул. Я спросил его вполголоса:

— Ты без Шейлы…

— Она придет сюда. Когда узнает, где я.

— Ты давал клятву, но тогда мы боролись против общего врага. Сыч убит, и вы стали свободны от нее. Если ты останешься в форте, то, как и все мы, перестанешь быть вольным охотником…

— А что потеряю? Я — не Сова…

У нас прибавилось рабочих рук, но прибавилось и хлопот. Теперь мне надо было думать, как прокормить столько народу, как их всех расселить, а главное — дать им уверенность в завтрашнем дне, в поисках которой они проделали долгий путь. Ната, моя милая девочка, узнав об их решении, улыбнулась:

— Ты становишься популярен, мой хороший… Только сложно это. Справишься ли?

— Постараюсь. Что мне ещё остаётся? Только выздоравливай, солнышко… Вот ты мне и поможешь!

— Не-ет… Я лучше ещё немного поболею! Так приятно ничего не делать… — она пыталась шутить, но я видел, как трудно ей становилось дышать, она закашливалась, и алые пятна появлялись на платке, который она прижимала к губам. Сердце у меня сжималось от боли — удар, который нанёс кто-то из бандитов, имел плохие последствия. Сам след от него заживал, кожа принимала почти естественный цвет. Сломанная рука, была туго перемотана между шинами, и Ната уже слегка шевелила пальцами. Но внутри было плохо.

Элина жаловалась мне, что Ната часто задыхается, кашляет кровью и теряет сознание. Когда выдавалось свободное время, я проводил его с ней, давая возможность Элине немного отдохнуть. Я садился рядом с ее ложем и брал девушку на руки. У меня на руках Ната успокаивалась и постепенно засыпала.

Она хотела поговорить со мной, но я просил её молчать, чтобы не тревожить грудь. Элина и я кормили её с рук, причём, вторая моя подруга, чуть не плача просила её съесть хоть что ни будь. Ната почти ничего не ела, а то, что проглатывала, не могла удержать в себе… Док с каждым днем становился мрачнее, а я сходил с ума…

Мы решили построить настоящее укрепление. Место, как нельзя лучше, подходило для этого, и выбрано было мной с учетом того, что оно появиться в будущем. Теперь я мог осуществить задуманное. Оставив на потом возведение домов, на месте сгоревших, мы принялись за возведение стены по всему периметру поселка. Такой, через которую не смог бы проникнуть ни один человек, или зверь. Второго нападения бандитов, или кого бы то ни было, я хотел избежать. Стопарь и Бугай уже принялись за работу — рубили в лесу подходящие для укрепления деревья. Им помогал в этом пленник, и надо сказать, что парень старался. Все удивлялись, зачем я привел его в форт — я и сам пока не выяснил для себя этот вопрос, лишь полагая, что смерть этого, в сущности мало в чем повинного человека, уже никому не нужна.

Почему- то, у меня было такое чувство, что он еще не совсем потерян для этого мира, и я хотел дать ему шанс. После всей жестокости этой войны, это было одно из тех редких решений, которое не было направлено на уничтожение себе подобных… Во всяком случае, мое мнение на этот счет разделял весь форт. Разве что индеец мог быть против, но он не являлся жителем нашего поселка и не мог решать судьбу пленника…

Через несколько дней пришел и Белая Сова — Ясная Зорька заболела, она металась в жару и бреду, и даже Стара не могла ее излечить. Он еще издали увидел сгоревшие остовы домов, а, когда пришел в сам лагерь — и следы от погрома и набега банды. Обычное состояние невозмутимости индейца покинуло его — мне стоило больших трудов удержать Сову от того, чтобы он, позабыв про все, не пустился в немедленный поиск уголовников. Сова поинтересовался, как обстоят дела у нас, узнал о состоянии Наты и совсем загрустил.

— Дар… Брат и друг мой, Дар… Форт у Синей реки разграблен и сожжен.

Твоим людям предстоит много лишней работы, а в горах опять поселился страх. Если раньше мы являлись грозой и ужасом ночи для бандитов, то теперь они сами, переняв у нас все хитрости партизанской войны, будут наносить удары. Сердце индейца вновь полно тревоги. А еще и Ната! Твоя маленькая скво очень больна — настало время просить помощи у духов! Белая