— Что с тобой? — спросил я ее.

— Я нарушила самое страшное табу нашего клана. Помнишь, я рассказывала тебе о том, что предшествовало нашей встрече в мертвом мире?

— Да. На вашу семью напал этот негодяй, темный бог. Ему нужен был тот, кто мог бы активировать один светлый артефакт. Ценой своей жизни твой отец отправил тебя в портальный тоннель, который и вышвырнул тебя в мертвый мир.

— Помимо отца, погиб и мой старший брат. И никто из нас троих не посмел воспользоваться плетением магии порядка.

— И ты этим гордишься?

— Нет, но… Любой, кто нарушает такое табу, должен перестать существовать. Если он доживает до суда Величия Света, то исчезнуть должен весь клан.

— «Светляки» бросили тебя, предали, осудили по смехотворному обвинению. Если бы не Маргол, ты бы сидела сейчас в клетке и кормила энергией своих поработителей. С другой стороны, ты спасла сегодня не только меня, за что, я, понятное дело, тебе благодарен. Ты косвенно помогла и многим тысячам, если не миллионам разумных, которые доверились мне и за которых я несу ответственность. И, понимая все это, ты, тем не менее, собираешься сделать себе харакири?

— А что, есть варианты?

Я раскрыл рот, не понимая, что на это ответить.

— Еще раз повторяю, ты до сих пор чем-то обязана тем, кто предал тебя?

— Ты не понимаешь… Это не вопрос послушания с последующим наказанием за ослушание. Это вопрос внутреннего нравственного императива. Никто не может жить, нарушая табу Света. Никто…

Алиса замолчала, уронив голову и обреченно глядя куда-то в пол.

Я переглянулся с Марголом. Тот, наоборот, задумчиво разглядывал потолок.

— Дим… — наконец, заговорил драгонит. — У тебя ведь тоже есть божественная искра?

— Не знаю. Но некоторые в этом уверены.

— Тогда прими ее в свой клан. Пусть слушается тебя, а не лицемеров из своего Совета.

— Э… — я оторопело уставился на Маргола. — Что это изменит? Ты же слышал. Девушка хочет покончить с собой не из страха внешнего наказания, а в силу каких-то внутренних императивов.

— Это — демагогия и шантаж. Нет у светляков никаких внутренних императивов. Эти так называемые «отцы» вертят ими как хотят.

— А у кого тогда они есть?

— У тебя. И у меня. Но я шел к этому долго и мучительно, фактически в течение всей нашей войны с демиургами. Вошел в нее таким же зомбированным идиотом, как наша Алиса, а вышел, ощущая в себе внутреннюю свободу творить добро или зло. Иначе не попал бы в клетку. Это был мой личный выбор. На тот момент оставшихся повстанцев можно было уничтожить одним последним ударом. Я дал им возможность бежать. Судя по тому, что в известных мне мирах от демиургов не осталось и следа, я поступил правильно.