— Нет, это не для меня. Ты же знаешь, сколько несчастий я могу принести другим, даже того не желая, — с горечью проговорил Джеймс. — Позаботься, чтобы мне подали приличный завтрак, Люк. Хотя после такого мне подойдет, пожалуй, любой.

— Ты ведь никуда не сбежишь?

— Я должен, брат. Находиться рядом со мной опасно.

— Нам предстоит вспомнить о Фуше, верно?

— Кому?

— Ты знаешь кому. Чего ты хотел все эти годы, Джеймс?

— Мне кажется, ответ очевиден.

— Я был обязан уделять тебе больше внимания, вместо того чтобы слушать сплетни, и второй раз я не повторю свою ошибку. Ты, наконец, должен рассказать мне, чем ты занимался, пока я воспитывал Еву, жалел себя и тосковал по Хлое. Иначе я запру дверь и буду пытать тебя, пока не признаешься.

— Я занимался многим, тем и этим, больше тем, — уклончиво ответил Джеймс.

— А ведь Вирджиния пыталась меня предупредить, — медленно произнес Люк и требовательно посмотрел на брата. — А я не воспринимал ее слова всерьез. Какой болван.

— Разве это важно, Люк? Мы живем так более десятка лет, и я не вижу повода что-то менять.

— Хлоя и Ева заставили меня понять, кто я на самом деле, потом я встретился с тобой, дорогой брат. Я сразу понял, что жизнь у тебя не складывается. Тогда я задумался, могут ли твои враги быть еще менее сообразительными, чем я?

— Нет, Люк, потому ты и должен меня отпустить. Удар головой заставил меня встряхнуться, теперь я точно знаю, что пора уезжать из Райн-Хилл в город, где я причиню людям меньше вреда.

— Но зачем? Еде еще, как не в поместье Лафрена с множеством слуг и в окружении семьи ты будешь в безопасности?

— Жена Еидеона ждет ребенка, о котором они мечтали девять лет. Как ты признался, Хлоя тоже носит мою племянницу или племянника. И ты думаешь, я буду подвергать всех их опасности ради сохранения собственной бесполезной шкуры? Помоги мне уехать, Люк. Моя совесть не выдержит новых потерь.

— Ты уверен, что не преувеличиваешь?

— Ерунда, ты ведь знаешь, как легко я отношусь к жизни.

— Значит, ты решил поиграть с Фуше?

— Нет, тут дело в мести.

Бонапарт вел своих людей к цели железной рукой в бархатной перчатке, но Фуше был его кулаком, исполнителем воли. Смерть Хебе вызвала у Джеймса желание отомстить.