— Больно! — пытаюсь остановить его хотя бы так. Да, я, конечно, знала, что терять девственность — неприятный процесс. Но я думала это случится в менее напряжённой обстановке и хотя бы на кровати!

Но не на столе в незнакомом доме с ненавистным для меня мужчиной.

— Хм, — несмотря на всю противность Рихтера, он останавливается.

Выходит из меня, и я облегчённо выдыхаю. Хоть между ног и жжётся. Но…

Я привыкла к боли. Частенько впиваюсь ногтями в ладони, чтобы успокоиться. Отрезвить себя.

Но я не мазохистка, чтобы это терпеть!

— Не соврала.

— Нет, я пошутить решила! — пытаюсь вырваться. Встаю на ладони, веду задницей в сторону. Лишь бы отпустил. Сколько он ещё будет на это смотреть?!

Смачный шлепок летит на ягодицы. Как кипятком обдаёт. И опять припечатывает меня к столу.

— Лежи смирно.

Да попробуй это сделать ещё! Особенно, когда по твоим ногам течёт кровь, которая потом впитается в одежду.

Шмыгаю носом и стараюсь не заплакать сильнее. Мне всегда страшно в таких ситуациях, и вот сейчас мне боязно ещё больше.

Особенно, когда я чувствую на внутренней стороне бедра… Ткань. Рихтер ведёт чем-то по моей коже там, где только недавно стекала жидкость, обжигающая кожу.

— Какой ты заботливый, — цежу сквозь зубы и опять пытаюсь вырваться.

— Правда? — мне кажется, или в его тоне удивление? — Мне просто не хочется замарать брюки.

— Скотина, — выпаливаю на русском.

— Что?

— Иди к чёрту, — это уже на-немецком.

— Плохая ты всё же девочка, Виолетта, плохая, — слышится тихий смешок, и рука с тканью пропадает от моих бёдер. — А плохих девочек… Нужно наказывать за их острый язык.

Губы распахиваются в немом возгласе, потому что Рихтер, сказочный ублюдок, толкается вперёд. Входит в меня, растягивает, вырывает из моего рта шипение, а из глаз — слёзы.