На этот раз она горит.
Самобытные соломенные хижины тигов полыхают. Золотое пламя тянется к верхушкам деревьев, приостановленное во времени, как и все остальное.
Мидрианские солдаты окружили хижины — клинки обнажены, жесткие черты лица искажены выражением жестокого ликования.
Они ждали этого момента.
Дай им шанс, и все люди превратятся в диких животных.
Все люди.
Даже я.
Я останавливаюсь и оцениваю ситуацию. Bижу лица тигландеров, их гордые черты, застывшие от ужаса.
Мужчины, женщины, дети…
Все съежились перед мидрианцами на лошадях.
Солдаты вооружены факелами и тяжелыми палашами. Они окружили деревню. Некоторые спешились. Остальные грубо вытаскивают женщин из хижин.
Без сомнения, чтобы изнасиловать, а затем убить их.
Это бойня, которая ждет своего часа.
Я смотрю на свои голые руки. Змей Орака потемнел, как полночь, а моя кожа стала такой бледной, почти прозрачной. На мгновение кажется, что весы на моих руках двигаются — словно змей действительно изгибается, но, возможно, это просто усталый разум играет со мной шутки.
Дым цепляется за меня, когда я прохожу мимо мидрийского солдата и тяну его за шарф. Он застрял на полпути, его ботинки с красным передом медленно опускаются на землю, когда он поднимает свой массивный меч.
Я завязываю темную ткань вокруг лица, защищая нос и рот от густого серого дыма
Затем перерезаю ему горло.
Он еще не умер, но когда я отпущу время, он умрет. К настоящему времени мои пальцы настолько холодные, что я их почти не чувствую. Следы усталости обвиваются вокруг моего раненого плеча и вонзаются в мою левую руку. Она распространяется по руке и пальцам. Попадает в мое плечо, в грудь и в правую руку.
Я начинаю уставать.
Еще нет.